208 / 366
206
можете, насколько сильно я сомневаюсь в нужности такой книги. Я вот работаю в колонии 6
с половиной лет, а чем дальше, тем больше сомневаюсь во многих вещах, не только относя-
щихся к горьковской колонии, но вообще ко всему соцвосу. Впрочем, я не знаю, в каком
тоне будет написана Ваша книга. Если это будут просто картины жизни трудовой колонии,
протестовать, разумеется, нельзя – тут с Вами ничего не поделаешь. Но если Вы будете гово-
рить о принципах и о системе как о чем-то готовом и сложившемся, то я боюсь, как бы мне
не пришлось потом протестовать в печати. Одним словом, будем надеяться на наше свида-
ние. Буду очень рад увидеться и поговорить с Вами.
На нашу колонию сейчас ведется целая война со всех сторон. Бьют, конечно, по системе.
Метод такой: все наши недостатки, недоделки, просто пропущенные места, случайные
ошибки считают элементами системы и с остервенением доказывают, что у нас не система, а
ужас. Мне выгоднее в таком случае отмалчиваться и делать свое дело.
Желаю Вам всего хорошего.
Спасибо за дружеское письмо.
Искренне уважающий Вас
А. Макаренко
Пед. соч., т. 8, с. 28–29
1
О работе этой колонии Н.Ф. Остроменцкая позднее рассказала в «Повести
о Рашиде и Мишке» (Грозный, в 3 частях, 1969–1970), с использованием уви-
денного в колонии им. М. Горького. Зав. колонией Владимир Александрович
похож на А.С. Макаренко.
2
А.С. Макаренко говорит здесь, как видно из предыдущего предложения,
о значении личности руководителя педагогического учреждения.
Письмо А.М. Горькому, 14 марта 1927 г.
Колония им. М. Горького, Харьков
14 марта 1927 г.
Дорогой Алексей Максимович!
Опять посылаю Вам кучу наших безграмотных писаний. Стыдно мне, как учителю, за эту
безграмотность, ведь с некоторыми я бьюсь не первый год, но трудно переучивать наших за-
пущенных ребят, а кроме того, режет нас украинизация: хлопцы городские, по-украински ни-
когда не говорили, сейчас вокруг них, даже в селе, все говорят по-русски, читают книги ис-
ключительно русские, а учатся исключительно «на родном языке». Я удивляюсь, откуда еще у
них берется охота учиться. И смотрите, письма к Вам написаны почти все по-русски. Все это
наводит на чрезвычайно печальные размышления, не столько об украинском языке, сколько о
нашем, русском формализме, догматизме, головотяпстве.
В той мере, в какой нам не мешают жить, живем сносно.
Крупнейшее событие, нечаянное убийство Кондратова. Вам хлопцы уже описали. Оно
поразило город не потому, что убили человека, а тому, что [мы] дали хороший отзыв об
убийце и взяли его на поруки. В обществе представление о наших хлопцах до сих пор дикое.
Оно поддерживается развалом многих наших детских коммун. В начале зимы в соседней с
нами колонии ребята убили ножом заведующего: это результат кошмарных комбинаций –
словесного слюнтяйства нашей пустой педагогики и человечно безразличного отношения к
хлопцам на деле, безобразной, ленивой русской работы.