263
Но сегодня рано утром меня разбудила целая толпа опять верующих. Их было не меньше
50 человек. Настроение у граждан было настолько боевое, что я принужден был немедленно
констатировать: моральная чистота колонии Горького находится опять под большим сомне-
нием; нужно мой «Зауэр» поставить на боевой взвод. Колония не спала.
Оказалось: батюшка и верующие, придя в церковь, пришли к заключению, что в алтаре,
очевидно, ночью вокруг престола ужинала целая компания, во всяком случае весь престол
был усыпан яичной скорлупой, кусками пасок
3
и окурками. Снедью служили приношения
верующих, предназначавшиеся батюшке, которые он не успел перенести домой и оставил в
церкви. Вокруг престола стояли лишние вещи – табуретки, лавки, но на престоле не оказа-
лось... плащеницы, знаете, такой «плат» с изображением спасителя во гробе.
Верующие сначала хотели меня бить, в особенности, когда пообещал, что к обеду соба-
ка-ищейка понюхает престол и все сделает, но спасибо, прибежали из спальни хлопцы, и
общее настроение улучшилось. Селяне требовали немногого – возвратить плащеницу.
Я проявил способности Шерлока Холмса. Окурки 2-ой гостабакфабрики в Феодосии поз-
волили мне к 10 часам найти виновных и возвратить а) плащеницу, б) 40 яиц, в) 11 пасок, г )
диаконский орарь
4
.
Только что селяне от меня ушли, дружески пожав мне руки. 40 яиц они предложили
хлопцам, но я стукнул кулаком по столу и сказал:
– Мы не нищие! Отдайте бедным!
Но их отдали батюшке, интересы которого явно были нарушены во всей этой истории.
Ох, педагогический процесс!
Солнышко родное, пока. Сидят печники, и мне предстоит такая проза – договор.
Т.
«Ты научила меня плакать…», т. 1, с. 41–43.
1
Имеется в виду трубдиспансер, где лечилась Г.С. Салько (болезнь горла).
Только что уехала в санаторий (Крым, Симеиз).
2
Был праздник Пасхи, когда по обычаю каждый мог подняться на цер-
ковную колокольню звонить.
3
Говорится о пасхе, ритуальном пасхальном угощении.
4
Часть церковного облачения дьякона.
Письмо А.М. Горькому, 18 апреля 1928 г.
Колония им. М. Горького
18 апреля 1928 г.
Дорогой Алексей Максимович!
Ваше письмо, и карточки, и подарок принесли нам оправдание и поддержку в самый
трудный момент нашей жизни. Я не могу найти слова, чтобы выразить Вам то чувство бла-
годарности и благоговения, которое я сейчас испытываю. Но все же я перестал бы уважать
себя, если бы позволил себе хоть бы стороной причинить Вам заботы по поводу наших не-
приятностей. Не нужно Вам ничем помогать нам, ибо это значит, что Вы войдете в целую
систему очень несимпатичных и непривлекательных историй. Наконец, Ваша помощь – яв-
ление совершенно исключительное, и поэтому нельзя на ней строить нашу работу: если
судьбы здоровой детской колонии зависят от вмешательства Максима Горького, то нужно
бросить все наше дело и бежать куда глаза глядят.