350 / 356
348
для того, чтобы по вашей команде вставлять очки всей советской общественности. Уеду то-
гда, когда найду нужным. А о вашей «деятельности» все равно будет изестно и в Харькове, и
в Москве. От суда вы не убежите.
Он гордо вышел из комнаты. Я послал за дежурным командиром и приказал запрягать
Молодца, чтобы отвести Чарского на вокзал. Пришел взволнованный Калина Иванович и
зашептал:
– Ты не связывайся с этим паразитом...
Лидочка заплакала громко и снова повалилась на подушку, но вдруг поднялась и сказала:
– Выгоните его, сейчас же выгоните, гадость какая!
Дежурный командир Ступицын доложил мне, что приказание исполнено:
– Он не хотел, так хлопцы вынесли его вещи, ну, так он тогда добровольно сел в брич-
ку... А только теперь вернулся: у него денег нету на билет…...
Чарский встретил меня в кабинете официальной угрожающей вежливостью:
– Я решил не вступать в драку с вашими воспитанниками, но имею к вам просьбу: у меня
нет денег на дорогу.
– Вы же полностью получили жалование.
– Может быть, вы не будете касаться деталей моего бюджета?
– Давайте не касаться, прекратим вопрос о деньгах...
– Вы меня не предупреждали об отъезде, значит, вы обязаны выдать мне на дорогу.
– Сколько стоит билет до Харькова?
– Я еду не в Харьков, а в Москву.
– Сколько стоит билет до Харькова?
– Шесть рублей тридцать семь копеек и плацкарта.
Я отсчитал шесть рублей и тридцать семь копеек.
– А плацкарта? А есть мне что-нибудь нужно?..
Вероятно, мой вид и вид окружающих нас колонистов был убедительнее многих слов,
потому что Чарский замолчал, написал расписку, вздохнул уже совершенно неофициально и,
жалкий и подавленный, взгромоздился на шарабан. Только когда шарабан тронулся, Чарский
крикнул:
– Гражданин заведующий, мы скоро посчитаемся
4
.
_________________
Надо было ухватить быка за рога. В чем дело? Правда, во всей истории колонии было
очень мало колонистов, собиравшихся посвятить себя сельскому хозяйству. Сельская жизнь
всегда вызывала у колонистов презрительную мину, а селян, даже в моменты наибольшего
союза, иначе не называли, как старым блатным – граки.
В таком случае, какое же значение имело то обстоятельство, что почти круглый год ко-
лонисты, как муравьи, трудились на своих полях? И никаких наград колонист не мог полу-
чить ни в этой жизни, ни в будущей, и будущее это было в высшей степени неизвестное и
неуверенное.
И тем не менее нигде я не видел столько смеха и шуток, столько открытого дружелюбно-
го взгляда, столько охотного стремления к коллективу, так мало наклонности к бузотерству,
к скандалу, спору. А между тем я ни на йоту не уменьшал своего требования к колонисту,
все равно к кому – к воспитаннику, к воспитателю, к себе самому.
Одним из моих положений, определяющих работу, давно уже было: как можно больше
требования к колонисту, как можно больше уважения к нему. И наше требование давно уже
перестало быть моим, а сделалось традицией коллектива, которой он дорожит. Как главной
особенностью своей чести.
(Далее идет абзац: «В таком коллективе... квалификация борца и человека». – А.С. Мака-
ренко. Школа жизни, труда, воспитания... Часть 3, с. 391–392).
А настоящий человек, тот, которого предлагают писать с большой буквы, мо-
жет родиться только в коллективе. Новый коллектив новейшей нашей исто-