122 / 366
120
Грибов
14 - I - 39. Был вторично. Поговорили с ним о его рукописи. Рукопись огромная, написанная
от руки, что-то около 500 страниц. Рассказ о забастовках 1909 г. Растянуто чрезвычайно, обилие бес-
конечных подробностей.
Есть талантливый глаз, но безграмотно до последней степени. Издавать или править почти
невозможно. Типы стандартные. Нужно все переделывать набело и пользоваться только как материа-
лом. Сам автор понимает, что это сырье, но глубоко уверен, что сырье странно ценное и что почему-
то нужно с ним серьезно возиться. С некоторым пафосом сообщает, что у него написано продолже-
ние около тысячи страниц.
При этом смотрит совершенно безгрешными глазами и требует справедливости. Он очень ма-
локультурен и нечистоплотен. Графоман с некоторыми способностями, но без всякого представления
о том, что такое художественная литература.
Назарова
15 – I - 39. Сегодня у меня вторично. У нее несколько рассказов. Вообще из всех моих она са-
мая литературная особа. У нее главный недостаток - она срывается в сюжете и под конец вещи начи-
нает выделывать такое, что хоть святых выноси.
Лучший рассказ ее «Волки» о мальчике, который спас стадо тем, что разрушил мост, по кото-
рому волки должны убегать. Этот рассказ, я думаю, можно прямо печатать.
Есть еще фантастический рассказ «Пять тысяч километров» в котором срыв происходит на
том, что собака тоже летает. Есть рассказ о любви и материнстве, очень слабый, где все сорвано в том
же сюжете. И наконец, рассказ о трех девочках, гулявших по Москве и нарвавшихся возле Яузы на
страшных сторожевых собак (!). Женщина она в общем расстроенная, давно жаждущая печати и дав-
но обалдевшая от ожидания. Пообещал устроить «Волков» в каком-нибудь журнале.
Игнатьева.
16 - I - 39. Была третий раз. Все возился с ее большой повестью. Называется «Два детства», а
на самом деле в повести нет ни одного детства. Сплошные страдания папаши, мамаши, братиков и
сестричек. Ужасы наклеены один на другой, только для того, чтобы было страшнее. Читать невоз-
можно, хотя все написано довольно грамотным языком и в общем литературно.
Я разругал все это творчество и очень огорчил автора. Как и другие в консультации, автор
смотрит на меня с одним расчетом: править и печатать, обязательно печатать, а там будет, что будет.
Ушла расстроенная и едва ли придет снова.
Чуркин
17 - I - 39. Пришел сегодня впервые. Принес ужасного размера рукопись, наверное, [печат-
ных] листов пятьдесят, написанную от руки невероятным почерком. На первой странице я прочитал
такую фразу: «Я услышал запах аромата и благоухания».
Очень возможно, что из этой рукописи можно будет выписать много интересных выражений.
Чуркин служит поваром в доме отдыха НКВД, но пишет об авиаконструкторе. Уверяет меня,
что это вполне возможно, так как он может «умом вообразить». Рассказывает он, впрочем, очень
сбивчиво и нелепо и сам о себе говорит: «Я какой-то дурной». Что же, обещал прочитать.
Кучеров.
18 - I - 39.
Был у меня второй раз. Сегодня мы долго разговаривали о его рассказе: «Затравленный». Рас-
сказ никуда не годится – классический образчик всякой неграмотности. Он работает техником в кон-
структорском бюро автозавода и хочет написать большой роман о том, как враги травили нужного
человека.
Ничего он не напишет. Ему 24 года, он не умен и совершенно убийственно не талантлив. Бе-
да!