127 / 404
125
Из писем Г.С. Салько, 23 – 30 сентября 1928 г.
Коммуна им. Дзержинского
23 сентября 1928 г.
…Живу скверно и сонно
1
. Сам себя не понимаю. Не могу представить себе двух месяцев
без Вас. Сегодня смотрю — 23-е, все равно осталось два месяца, а с того дня, когда Вы уехали,
прошла тоже целая вечность. Просто ничего не понимаю. Без Вас кое-как можно жить только то-
гда, когда знаешь, что «сегодня» уже нечего считать, «завтра» кое-как пройдет, а «послезавтра»
Вас увидишь.
А вот сейчас, когда эти два месяца никак не могут начаться, я просто потерялся. Такого в
мае еще не было. Тогда была какая-то зарядка напряжения — просто набрался терпения на 6
недель. А сейчас нельзя сказать, что у меня истерика — нет, а просто вот чувствую, что никаких
сил, никаких не хватает, чтобы вытерпеть два месяца, т. е. сейчас-то, конечно, силы есть, но я не
сомневаюсь, что их не хватит.
Такое точно у меня было состояние, когда я ездил в Крым с Яровым. Но тогда, правда, ни
в чем не сомневался, а просто знал, что нет сил ни на один день отложить отъезд из Крыма к
Вам, и, как дурак, пробывши в Ялте одни сутки, полетел в Харьков до краев наполненный
страшным беспокойством.
Такое же беспокойство у меня и сейчас. Я Вас без остервенелой боли не могу представить
в обществе мужчин, с которыми Вы разговариваете, улыбаетесь, которыми Вы хоть капельку ин-
тересуетесь. У меня находятся самые убедительнейшие аргументы в пользу всяких сомнений, но
не так мучительны сомнения, как то, что рисует мое воображение. Я с чертовской точностью
представляю себе Ваше лицо, выражения глаз, нюансы голоса, наклон головы, Ваши руки, Ваши
волосы,— тогда, когда вдруг, по моим соображениям, Вам кто-нибудь начинает нравиться.
Я теперь прекрасно понимаю, что я не умею подавлять ревности. У меня, собственно го-
воря, и не было опыта ревности. Сначала мы все время были вместе, потом Вы были больны, по-
том Вы были в лесу (хотя и здесь Слабвенко не выбивается у меня из головы). Может быть, по-
этому я не умею ревновать, не умею обуздывать свою ревность.
А как же будет дальше. Мне нужно прилепиться к Вам и не отходить от Вас ни на один
шаг.
Пожалуйста, Солнышко, не обижайтесь. Здесь нет ничего для Вас обидного. Чтобы Вы не
сделали, виною будет моя сравнительная непривлекательность, мое однообразие.
Писать об этом и не стоило бы, право. Все равно ничего я не узнаю. А может быть так и
нужно.
Только я не хочу, чтобы любовь была страданием.
Меня пугают эти два месяца вот как раз потому, что я боюсь послать Вам шестьдесят та-
ких ноющих и скучных писем, как это. А я ничего лучшего и не сумею написать. Испорчу Вам
Крым, и солнце, и море, и может быть, каких-нибудь два-три невиннейших момента общения
Вашего с новыми людьми.
Ночь 23 сентября
Солнышко, я часто не могу бывать в Харькове, а поэтому прошу Вас посылать письма на
почтовый ящик 309. А чтобы в коммуне какая-нибудь любопытная баба не соблазнилась Вашим
почерком, я посылать буду Вам конверты с адресом, напечатанным на машинке. К сожалению,
сейчас у меня лучших конвертов нет. Буду в городе — куплю.
Завтра еще не надеюсь получить от Вас письмо, оно должно прийти 25-го. 25-го и поеду в
город. Я буду посылать Вам письма через мальчика, ходящего ежедневно на почту, и поэтому
только заказные.
Эта вся история может окончиться тем, что я украду где-нибудь деньги и приеду загля-
нуть в Ваши глаза.