161 / 404
159
Обыкновенно бывает, что в своем рассказе я подаю только «скелет» описания коммуны, рассчи-
тывая на вопросы.
Разным делегациям требуется разные. Некоторые интересуются заводом, другие само-
управлением, многие отношением девочек и мальчиков. Все это выясняется только в перекрест-
ной беседе, в вопросах.
Вы меня спросили, почему мой рассказ был сухим? Я не могу это сказать, но особенными
ораторским способностями я и не обладаю, да кроме того, у меня уже образовалась привычка го-
ворить не делегатам, а собственно говоря, переводчику, и какие-нибудь особые ораторские при-
емы здесь и не нужны.
Я рассказывал минут десять, потом предложил задавать вопросы. Вопросов не последова-
ло. Я еще кое-что добавил, и опять предложил задавать вопросы, и снова никто ни одного вопро-
са не задал. Тов. Козаков в этот момент как раз сказал, что нужно устроить новую беседу после
осмотра. Мы так никогда не делаем, так как это, во-первых, не удается: осмотрев завод, делегаты
выходят прямо во двор и прощаются. Во-вторых, это и не нужно, так как на дополнительные во-
просы мы всегда отвечаем во время обхода. Я в таком смысле и ответил Козакову, ответил, ко-
нечно, вполне вежливо, ибо не имел никаких оснований ни для резкости, ни для грубости. Коза-
ков так же вежливо сказал — «хорошо».
Так как вопросов, очевидно, ожидать было нечего, я познакомил делегатов с Шведом, и
попросил его показать коммуну. Я лично не мог идти с делегацией, так как был в одном сапоге, у
меня болела нога, Вы об этом знаете. Все ушли.
Но через десять минут от тов. Козакова поступила претензия, которая, прежде всего, уди-
вила меня своим непривычно заносчивым и вызывающим тоном. Я не помню буквально слов, но
в общем тов. Козаков заявил, что мы не умеем принимать рабочие делегации, что такие делега-
ции бывают раз в год, что это непозволительное отношение и прочее. Я с трудом понял, что все
дело в том, что Швед, показывая спальню или класс, не давал объяснений, а просто говорил: это
спальня, это столовая.
Я по совести и теперь удивляюсь этой претензии и тогда удивился, об этом и сказал Коза-
кову:
— Да ведь у нас не музей.
В самом деле: что можно объяснять в классе, в котором есть столы, стулья, доска, или в
столовой, в которой ничего нет, кроме обыкновенного оборудования столовой. Показывание
столовой, класса, спальни имеет значение именно без всяких объяснений, так как здесь без слов
совершенно очевидны и чистота, и забота о детях, а больше показывать там и нечего. Почему я
не понял и теперь не понимаю претензий Козакова.
И на другой день, и на третий день у нас были рабочие делегации, и им так же без всяких
объяснений показывали помещения коммунаров, и они остались очень благодарны, чему и Вы
были свидетелем. Только в музее, где выставлены разнообразные специальные экспонаты, нужно
о каждом из них говорить — объяснять, этот смысл и имело мое замечание тов. Козлову, что у
нас не музей.
После осмотра завода, на котором, конечно, давались Шведом и объяснения, тов. Козаков
вместе с частью делегации снова зашел в кабинет. Делегаты расписывались в книжке, а Козаков
кричал на меня и Шведа:
— На черта ваш завод и ваши сверлилки, нужно было показать методы перевоспитания
4
.
Он настолько собой не владел, что совершенно забыл, что он скандалит в присутствии
иностранцев. Когда он узнал, что я беспартийный, он дал себе уже полную волю и грозил, что он
со мной расправится, поговорит со мной в другом месте, что я администратор без мозгов, что ес-
ли бы я был партийным, то я читал бы товарища Сталина и знал бы, как нужно относиться к ра-
бочим делегациям