255 / 404
253
Роман Ваш я прочитал несколько раз, первый раз сразу после Вашего отъезда. Потом меня
выбило из колеи, и в двадцатых числах я начал читать второй раз уже с карандашом, и, читая его,
как будто первый, иногда даже забывал, что у меня в руках карандаш.
Думаю, что в своём письме, отправленном в Макеевку, я не смог отметить все, что прихо-
дило в голову, очень хочется с Вами видеться и говорить, писать писем я, собственно говоря, не
умею. Надеюсь, что 15-го у вижу. Вас в Ялте. Но когда придется читать Ваш роман в готовом
виде?
Вы должны знать, что на Ваш роман я имею преимущественное право для того, чтобы пе-
чатать его в «Октябре». Лайнеров очень обрадовался, когда я рассказал о Вашей удаче, и тоже
надеется, что Вы будете печататься у нас. Впрочем, имейте в виду, что я, как редактор, — лицо
для Вас второстепенное, со мною можно и не считаться.
Крепко жму руку.
Ваш
А. Макаренко
Макаренко. Альманах, 2012, №11, с. 83 – 85.
1
Об этом макаренковском «сочинении» исследователям неизвестно.
Возможно, это какая-то часть «Флагов на башнях».
Письмо А.О. Авдеенко, 29 мая 1938 г.
Ялта. 29 мая, 1938 г.
Дорогой Александр Остапович!
Кончил вчера «Флаги на башнях» и отправил в Москву. Сегодня первый день отдыхаю и
предаюсь природе. Писал очень плотно, до полутора печатных листов в день, вызвал даже неко-
торую неприязнь со стороны коллег, но уверен, что Вы меня одобрите.
Я влюблен в Вашу энергию, и мне очень нравится, что в этом отношении мы с Вами пара.
О книге Вашей всем рассказываю и все злятся. По секрету Вам скажу — все злятся от зависти.
Черт с ними, — это доставляет мне удовольствие.
Дорогой Остапович! Простите мне, честное слово, нечаянную оговорку с Вашим отче-
ством. Это не забывчивость, не ошибка, — это машинально: лучший мой друг, много для меня
сделавший, называется Александр Осипович
1
. Рука писала в совершенно автономном порядке, а
голова и душа мои прекрасно знали, кому пишуг и как его зовут. Вы забудете об этом инциденте,
правда?
Ваше предложение прокатить меня в машине к Вам, а потом ехать домой, соблазнительно
в совершенно райских масштабах. Но моя жена слишком слабое существо для таких радостей, а
кроме того, мне нужно отсюда обязательно ехать в середине июня в Одессу, где мой сценарий
встречает некоторые затруднения.
Теперь самое печальное. Сегодня только узнали, что Малеевку закрыли — обратили в
детский дом. Какому ироду пришла в голову эта самодурная мысль, мы не знаем. Посылаем от-
сюда общий протест, но надеемся на успех слабо. Во всяком случае, я сообщу Вам результаты.
Дорогой друг! Не воображайте, что я посылал Вам какие-то похвалы. В моем представле-
нии все иначе. Просто мы с Вами близки друг другу по натурам, по характерам, по думам и
идеологиям, поэтому пишем друг другу правду. Я очень боюсь, что эта правда будет только
нашей. Боюсь, что человеки в футлярах встретят Ваш роман волчьей болезнью и завистью, — и
то и другое страшные вещи. Только Вы, пожалуйста, не сдавайтесь.
Вы кому решили отдать роман? «Новому миру»? Беспристрастно говоря, следовало бы
дать Ермилову, — он самый смелый человек из наших редакторов.
Относительно моей «Чести» — умолчу. Посмотрим, что будет дальше. Я, конечно, духом
не падаю — если даже «Честь» и неудача, то, во всяком случае, не преступление. Бывает и хуже.