4_Makarenko

Спасибо, что обругали. Это у Вас так сильно и ласково выходит, что мне может позави-

довать любой мой воспитанник. Секрет педагогического воздействия таким образом ещё и

до сих пор для меня проблема. Во всяком случае, после Вашей проборки мне хочется напи-

сать не третью часть «Педагогической поэмы», а третью часть чего-то страшно грандиозно-

го.

Это, однако, не мешает «жалкому лепету оправданий». «Педагогическая поэма» – это по-

эма всей моей жизни, которая хоть и слабо отражается в моём рассказе, тем не менее, пред-

ставляется мне чем-то «священным».

И не могу писать поэму в сутолоке моей работы в коммуне. Для поэмы мне нужен сво-

бодный вечер или какое-нибудь уединение. А пьесы я набрасываю в коммунарском кабинете

в трехминутных перерывах между деловыми разговорами, выговорами, заседаниями, удо-

влетворяя писательский зуд, который так поздно у меня разгорелся в значительной мере бла-

годаря Вашему ко мне вниманию. Теперь я уже не в состоянии пройти безучастно мимо ин-

тересных людей и коллизий. А так как мне записывать некогда, то хочется написать скорей,

пока не забыл ничего.

Оправдался? Кажется, нет. Поэтому даю Вам слово не писать ничего, пока не окончу

«Педагогическую поэму», кстати, конец уже недалеко.

А после «Педагогической поэмы» я мечтаю не о пьесах, а о таком большом деле: напишу

тов. Бубнову

предложение. Я хочу написать большую, очень большую работу, серьёзную

книгу о советском воспитании. Если у меня хватит здоровья, я уверен – это будет очень важ-

ный и капитальный труд. Я однажды приступил к нему

, но увидел, что такую книгу можно

написать в полном отрешении от текущей работы и обязательно «с книгами в руках», про-

смотрев все высказывания старого опыта, истории, художественной литературы.

Вы даже представить себе не можете, Алексей Максимович, сколько у меня скопилось за

30 лет

работы мыслей, наблюдений, предчувствий, анализов, синтезов. Жалко будет, если

всё это исчезнет вместе со мной. Я поэтому и буду просить т. Бубнова, чтобы мне дали воз-

можность жить в Москве, поближе к книгам и к центрам мысли, и работать. Мне понадобит-

ся два года.

Видите, я не очень отравлен драматургией и помню Ваше указание – писать о педагоги-

ческом деле. Но сейчас мои мозги очень скомканы коммуной: ведь у нас 520 ребят, а я уже

достаточно заморился.

Не знаю, как сказать, как благодарить Вас за то, что прочитали «Ньютоновы кольца».

Совесть мучит меня, что я затруднил Вас этой работой, но утешаюсь тем, что в «Ньютоно-

вых кольцах» тема тоже педагогическая. Ведь теперь перевоспитываются не только дети. В

пьесе я и хотел захватить кусочек великого процесса перевоспитания, только выражая его не

в «небывалых чудесах», а в простой «химии». Перевоспитывается не только Хромов, а и Ря-

занова, и Луговой, и Ходиков, и Ёлочка. И не потому перевоспитываются, что стоит над ду-

шой гениальный педагог, а потому, что вся атмосфера, весь тон жизни и отношений новые

Конечно, всё это тонкие штуки, и поэтому сократить, дописать, доработать пьесу

наедине с самим собой я не сумею. Если пьеса того заслуживает, если она станет объектом

работы режиссёра или театрального коллектива, я с большим успехом смогу её улучшить. И

Вы так пишете. Поэтому, если Вам придётся говорить о моей пьесе с режиссёром, Вы счи-

тайте, что за моими исправлениями остановки не будет.

Спасибо ещё раз за Ваше великое человеческое внимание ко мне и за ласку.

Преданный Вам

А. Макаренко

Харьков, 54

Коммуна им. Дзержинского

А.С. Макаренко

[сер.–кон. февр. 1935 г.]