265
Письмо Т.В. Турчаниновой, 6 октября 1938 г.
6 октября 1938, Москва
Дорогая Татьяна Васильевна!
Возвратился из командировки и нашел целую серию Ваших изумительных писем. Не
знаю, за что ухватиться, на что отвечать? И так досадно, как и полагается женщинам, Вы уже
запутали меня в самом главном вопросе: куда Вам писать? Это, с другой стороны, и приятно,
свидетельствует о Вашей женственности, а я, признаюсь, терпеть не могу неженственных
женщин. Рискую на один глаз и предполагаю, что у Вас женственности так много, что Вы
обязательно не сможете управиться в Харькове с делами за месяц и задержитесь там,
поэтому пишу в Харьков.
Все-таки: на что отвечать? Лаврушинский или Лаврушенский? Вот еще беда, и на это
нужно отвечать. Честное коммунарское слово, у нас на улице буквально рядом висят две
таблички, и на одной написано Лаврушенский, а на другой — Лаврушинский. Если от слова
«Лавруха», то нужно «е», а если от слова «Лаврушин», то нужно «и». И Донбасс пишется
через два «с» — правильно, это я просто распустился и забыл, что имею дело с педагогом,
который не может читать писем без красного карандаша.
Очень хочу Вас видеть, Вы себе представить не можете, как это досадно, что даже
понятия не имею, когда все-таки мы можем увидеться. Вы скоро уедете в Сталино, а когда я
поеду в Сталино? Нужно будет непременно придумать дело и поехать в Сталино, ибо,
согласитесь, в нашем возрасте как-то неприлично просто поехать для того, чтобы повидаться
с незнакомым другом.
Чтобы не забыть: 29 октября в полдень буду проезжать через Харьков в Кисловодск.
Поезд в Харькове стоит 15 минут. Наверное, Вы из Харькова еще не уедете. Вы сейчас же
будете протестовать: что это за свидание — 15 минут? Не нужно протестовать: никто
никогда не может сказать, сколько минут нужно для счастливого события.
Я очень хочу Вас видеть, и хочу видеть Вас долго, с разговором, с выпивкой, с
душевной близостью. Никаких условий для этого я не объявляю, даже и ресторан у меня не
вызывает отвращения. Я не часто бываю в ресторанах, почти не бываю, может, поэтому
люблю хороший ресторан, с чистой скатертью, с холодной водкой. Пожалуйста, не
презирайте меня за это, ибо я далеко не такой холостяк, как Вам кажется.
Теперь насчет машинки. Чем машинка хуже почерка? Лучше: разборчивее, удобнее, и
все равно, вкусы таких ретроградов, как Вы, не будут приняты во внимание, и через 100 лет
новорожденным будут дарить не пеленки, а маленькие, портативные машинки, а перья
останутся только в музеях, да и то ржавые.
Еще один немаловажный вопрос: кто я? Давайте отложим его обсуждение до нашей
встречи, которая непременно произойдет рано или поздно, но могу сказать одно: я —
обыкновенный человек в том смысле, что ничего загадочного во мне нет и никогда не было.
С внешней стороны я вам во многом уступаю: страшно некрасив, о ямочках на щеках,
конечно, не может быть и речи, длинный нос и выцветшие, когда-то голубые глаза. В
зеркало стараюсь не смотреть. Кроме того, моя физиономия несколько перекошена.
Прибавьте к этому еще 50 лет, и получится картина довольно неприятная. Правда, чувствую
себя очень молодо, но это ведь обычный фасон в нашем возрасте. И еще есть один
недостаток: я никогда не был хорошим человеком, а всегда отличался вздорным характером,
и женщины никогда меня не любили по-настоящему, а только начинали любить.
Детей у меня, разумеется, нет, потому что я женился в 40 лет, женился по
дружбе и по благодарности
1
. Но зато есть сын жены — красавец 23 лет, мой