334 / 366
332
то. В зале не было ни одного человека, который не плакал бы во время его речи. Люди видели насто-
ящее горе и в эти минуты до конца поняли, какой человек был Макаренко.
Впоследствии колонист, о котором идет здесь речь, отдал свою жизнь за Родину во время Ве-
ликой Отечественной войны. Значение этого факта и сила сказанного им в момент последнего про-
щания со своим учителем станут еще разительнее, если добавить, что в «Педагогической поэме» он
описан под фамилией Ужикова...
(Говорил А. Тубин, один из прототипов А. Ужикова. Его большой очерк «Антон», с описани-
ем его действий и переживаний в связи с конфликтом, изображенным в «Педагогической поэме», в
главе «Помогите мальчику», - см.: «Год XXII, Альманах 16, - М., 1939, с. 445 – 492. – А.Ф.).
У гроба Макаренко можно было видеть воочию материальное выражение бессмертия. Чело-
век умер, но в собравшихся у его гроба юношах – во всех есть какая-то неуловимая черта, которая
делает их больше чем членами одной семьи. Выражение ли лица, макаренковский ли мягкий юмор,
особая ли макаренковская душевная чистота,– но вы узнаете его черты, его внутренний облик. Он,
Макаренко, часть его существа безусловно осталась жить в этих людях.
Нельзя было не обратить внимания на их поражающую чуткость, заботливость в отношении
друг к другу. Нет более суровых и беспощадных критиков, чем они, когда они обсуждают проступок
своего товарища, и в редкой семье братья так внимательны друг к другу, как они. Приемный сын Ан-
тона Семеновича во все время похорон ни одной минуты не был один. Постоянно около него, как
будто случайно, оказывался кто-нибудь из коммунаров. Подойдут, тронут за плечо, что-нибудь спро-
сят, просто стоят рядом...
Трогательно относились бывшие коммунары и колонисты к Галине Стахиевне Макаренко,
вдове Антона Семеновича. Первые недели она ни часу не оставалась одна. Они даже распределили
свои отпуска таким образом, чтобы кто-нибудь всегда находился около нее. Причем делалось это
настолько просто, без какого бы то ни было подчеркивания – наоборот, всячески затушевывалось
значение каждого жеста, каждого вовремя сказанного слова…
Один момент нельзя забыть. В карауле произошло какое-то движение. С подмостков спустил-
ся бывший коммунар, подошел к приемному сыну Антона Семеновича, стоявшему в карауле, шепнул
ему что-то на ухо и стал на его место, а тот быстро пошел к трибуне. И в эту минуту, раздвинув ряды
столпившихся на подмостках людей, появился невысокий, не успевший побриться с дороги человек.
Оглушившее его горе, почти фанатическая страсть переживания, скульптурная красота его лица,
сжигающее его чувство – сразу заставили всех обернуться к нему, как бы прожектором выхватили
его из толпы. Он шатнулся и слегка оперся на стоявших рядом, когда увидел гроб.
И, видя это лицо, я понял всю силу таланта Макаренко как художника. Я не сомневался, что
это Семен Карабанов, герой «Педагогической поэмы». Так описать человека, чтобы вы, увидев его
впервые, узнали его сразу, не колеблясь, может только большой мастер. Рядом я в ту же минуту
услышал: «Это, наверно, Карабанов...» Мне потом довелось познакомиться с этим жарким, как его
назвал в своей книге Макаренко, Семеном и еще глубже оценить тонкий, обаятельный талант худож-
ника, ярко сказавшийся в книгах Макаренко.
Дух коммунарских традиций, впечатляющая их сила проявились еще в одном значительном
эпизоде. Уже на кладбище, по окончании последних речей, когда прозвучало судорожное: «Прощай,
отец!.. - Карабанова, наступила минута, когда надо было, как того требовали правила, снять орден
Трудового Красного Знамени, которым награжден был писатель. Коммунары стояли вокруг, момент
мог быть страшно тяжелым – последнее прикосновение к телу, к одежде, отвинчивание орде-