121
- Это другое дело. Дежурный бригадир — у нас большая власть. Он ведет день. Если
он в повязке, с ним без салюта нельзя разговаривать.
- А зачем это нужно?
- Видишь ли?.. Вот с тобой сегодня сколько он повозился? Ты заметил? Сколько у
него дела! Если каждый будет с ним рассусоливать, так он ничего не успеет. А кроме того...
какие же могут быть споры с дежурным?
- А с тобой можно спорить?
Нестеренко пожал плечами:
- Со мной, конечно, можно. Только у нас это не в моде.
- К тебе не нужно с салютом?
- Иногда нужно. Потом узнаешь. Идем, бригада ждет.
Они прошли мимо часового (стоял уже другой) и поднялись по лестнице между
цветов. На втором этаже проходил такой же светлый коридор, только здесь на полу был не
кафель, а паркет, он так же блестел, как и в «тихом» клубе. Они остановились у двери, на
табличке которой было написано:
8-я бригада
Нестеренко взялся за ручку двери, но раньше, чем открыть ее, он объяснил:
- У нас две спальни по восемь человек. Вторая спальня рядом.
Спальня была большая. В ней стояло восемь кроватей, добротных, красивых,
окрашенных розовато-желтой краской. На кроватях лежали одеяла вишневого цвета. Все
постели находились в идеальном порядке. На кроватях никто не сидел, никто даже не стоял
рядом. Больше десятка мальчиков собралось вокруг большого стола. У стены Игорь заметил
диван, очень длинный и тоже, видимо, имеющий претензию быть бесконечным, — очевидно,
такие диваны в колонии любили.
При входе Игоря и Нестеренко все повернули к ним головы. Нестеренко остановился
у дверей и сказал несколько торжественным голосом, в котором Игорь все же услышал
оттенок сдержанной шутливости:
- Принимайте нового товарища. Рекомендую: Игорь Чернявин.
Все задвигали стульями, но не встали, а еще плотнее уселись за столом, заботливо
оставляя рядом два места для вошедших. Нестеренко сел на один стул, хлопнул рукой по
другому, приглашая Игоря:
- Садись.
Все вдруг притихли и с интересом ожидали, что будет дальше. Глаза у Нестеренко
вспыхивали иронически:
- У нас такой обычай: когда приходит новенький, вся бригада собирается и бригадир
знакомит. Так у нас в колонии пошло издавна, годков пять тому будет. И в это время
бригадир должен всю правду сказать о товарищах, как он думает, брехать нельзя. Когда и ты,
Чернявин, будешь бригадиром, тоже так будешь делать. Так вот видишь, они на меня и
смотрят, потому знают: пощады не будет.
Все это Нестеренко говорил не спеша, добродушно, чуть-чуть окая и растягивая
слова.
- Да начинай уже, Василь, довольно мучить!
Это сказал самый младший в бригаде, беленький мальчик лет четырнадцати, с тем
аккуратным, чистеньким и умным лицом, какие часто бывают у природных отличников по
учебе.
- Рогову невтерпеж, знает, что ругать буду.
- Ругай, только, пожалуйста, скорее.
- И еще у нас обычай, никто не должен спорить и обижаться. Какое бы слово ни
сказал бригадир — каюк! А новенький, вот, скажем, ты, Чернявин, не должен воображать, а
должен учиться, как правду говорить и как правду слушать нужно. Понимаешь?
Игорь Чернявин даже рот приоткрыл, и его лицо потеряло последнее выражение
остроумной ехидности
7
.