317
После завтрака Алексей Максимович ходил между командирами и договаривался, куда
ему отправляться на работу. На самых далеких полях убиралось яровое, но туда нужно было
ехать, а Горький ни за что не хотел ехать на линейке, так как откуда-то узнал, что для этого
нужно снять с работы лошадь. Но и в этом случае выход был найден. Алексея Максимовича
усадили на жатвенную машину. Держаться на железном сиденье жатки было довольно труд-
но, но жатку окружил целый отряд, и упасть Алексею Максимовичу было некуда.
Он шутил:
– На чем только я не ездил, а на таком экипаже еще ни разу не доводилось. В поле он от-
казался от косы:
– Какой я косарь? Ну вас, смеяться будете!
– Нет, не будем смеяться, Алексей Максимович! Вот острая коса, это для вас приготови-
ли.
– Я лучше вот эту штуку возьму.
Он взял вилы и помогал ребятам подгребать колосья. Ребята окружили его и, рассуждая о
разных хитростях работы вилами, успевали подбирать за него все колосья, Алексей Макси-
мович обиделся:
– Что же ты... Слушай, оставь же и мне что-нибудь... Прибежал дежурный командир:
– Это для чего Алексею Максимовичу вилы дали? Он гость, а вы его... работать! Алексей
Максимович, там вас столяры ожидают. У них сейчас сдача ульев.
Алексей Максимович понимал, что нельзя никого обижать. Поэтому в течение рабочего
дня он успевал побывать на всех работах.
В бывшей зимней церкви он рассказал колонистам, как много лет тому назад он пришел
в этот самый монастырь, чтобы поспорить со знаменитым святошей.
В свинарне он обеспокоенными глазами наблюдал, как поросится Венера, и принял на
руки первого великолепного английского поросенка.
После работы и ужина все колонисты собирались вокруг Горького. Один вечер был по-
священ постановке «На дне» силами ребят. Горького посадили посредине зала и во время
действия на сцене рассказывали ему разные подробности об актерах. Больше всего понрави-
лась Алексею Максимовичу игра колониста Шершнева, изображавшего Сатина. На другой
вечер был концерт.
А потом пришел третий день, и Алексей Максимович должен был уезжать. Глаза коло-
нистов с утра сделались удивленными: как это так – уезжает Горький!
Казалось, что он не три дня был среди нас, а с самого основания колонии жил с нами. И
это было вполне естественно: колония имени Горького не только носила это имя – горьковцы
любили и чтили Алексея Максимовича, как отца.
Ребята выстроились на дворе. Развернули знамя, подали команду. Но не было уже в этом
строю никакой торжественности, было только одно стремление: как-нибудь удержать про-
щальные слезы. Алексей Максимович проходил по рядам, пожимал всем ребятам руки и лас-
ково-грустно улыбался.
Большой, нарядный автомобиль был прислан за ним из Харькова, и шофер заботливо
распахнул блестевшую лаком дверцу.
Пед. соч., т. 8, с. 254-256.
Мой первый учитель
В моей жизни, в моей первой работе значение Алексея Максимовича Горького исключи-
тельно велико.
Старый учитель, я принадлежал к тем кругам, которые назывались рабочей
интеллигенцией. Когда я перелистываю страницы моей жизни, в памяти воз-