258
2
В с. Малиновка (Коробовы хутора) летом 1934 г. снимала дачу семья Ко-
ноненко, там отдыхала и семья Макаренко.
18 июня 1936 г. – кончина А.М. Горького.
Большое горе
С 1920 по 1928 г. я заведовал колонией им. М. Горького. Я и ребята начали переписку с
Алексеем Максимовичем в 1925 г. Несмотря на то что первое письмо было отправлено с
очень коротеньким адресом Italia, Massimo Gorki, наша переписка, на протяжении
пяти
лет была регулярной и очень сблизила нас с Алексеем Максимовичем
1
.
Он знал подробности нашей жизни, откликался на них то советом, то указанием, то
простым дружеским словом, сочувствием. Взаимоотношения между Алексеем Макси-
мовичем и горьковцами были настолько живыми и наполненными содержанием, что
личная встречам была потребностью и радостью не только для нас, но и для Алексея
Максимовича.
И действительно, в первые же месяцы после своего возвращения в СССР А.М. Горький
собрался к нам в колонию погостить. Он прожил в колонии три дня: 7–10 июля 1928 г.
2
.
Нам удалось обеспечить в этой встрече простоту и интимность обстановки: в течение
трех дней Алексей Максимович был с ребятами, никто нам не мешал, и мы не превратили
наше свидание в официальное торжество.
Алексей Максимович быстро вошел в самую сущность колонистских будней, принял уча-
стие в решении наших текущих дел, близко ознакомился со многими колонистами, работал с
ними в поле и терпеливо просмотрел до конца постановку на нашей сцене «На дне», сделанную
силами ребят. Высочайшая человеческая культура А.М. Горького в сочетании с такой же про-
стотой, его глубокое искреннее чувство и внимание к каждому колонисту покорили ребят в не-
сколько часов. Расставаться с Алексеем Максимовичем было для нас невыразимо тяжело. В эти
дни вечерами мы много говорили с Алексеем Максимовичем о трудных путях воспитания, о
сложности в коммунах воспитательного процесса, о неясной еще для нас технике создания ново-
го человека. Он настоятельно требовал от меня литературного изложения моего педагогического
опыта и доказывал, что я не имею права хоронить в Куряже ни свои ошибки, ни свои находки.
Но чрезвычайно занятый работой в колонии
им. Горького, а затем в коммуне им. Дзер-
жинского, я не так быстро мог выполнить требование Алексея Максимовича. В 1932 г. он
телеграфно требовал
немедленно начать работу над книгой, взять для этого отпуск и поехать
в Гагры
3
.
Я не мог добиться отпуска, но первую часть «Педагогической поэмы» мне удалось напи-
сать, не отрываясь от коммуны. Осенью 1933 г. я послал рукопись Алексею Максимовичу. Он
прочитал ее в течение одного дня и немедленно передал для печатания в третьей книге аль-
манаха «Год ХVII».
По поводу «Педагогической поэмы» несколько раз мне пришлось встречаться с Алексе-
ем Максимовичем. К моей книге он всегда относился хорошо, настойчиво требовал продол-
жения моей литературной работы и всегда повторял: «Дайте волю вашему юмору», – но в
оживленной беседе и он, и я быстро оставляли литературные темы и говорили почти исклю-
чительно о детях.
Алексея Максимовича особенно интересовали вопросы о новой семье и, в частности, о
новых позициях наших детей и по отношению к родителям, и по отношению к обществу.
Как-то по дороге из Москвы в Крым
4
он сказал:
– Вот главный вопрос: соединить стремление человека к свободе с дисциплиной – вот
такая нужна педагогика
5
.
Наша новая Конституция является ярким подтверждением мудрой прозорливости Алек-
сея Максимовича.
Для меня смерть Алексея Максимовича – большое горе. Силой своей на-