4_Makarenko

260

Старый учитель, я принадлежал к тем кругам, которые назывались рабочей интеллиген-

цией. Когда я перелистываю страницы моей жизни, в памяти возникают ужасающие годы

беспросветной реакции, наступившей после 1905 г. Для нас имя Горького было маяком. В

его произведениях нас особенно покоряла исключительная жажда жизни, неисчерпаемый

оптимизм, вера в человека, непреклонная убежденность в прекрасном будущем.

После Октябрьской революции я начинал искать пути для создания новой, советской пе-

дагогики, и первым моим учителем, к которому обращались мысли и чувства, снова был

Горький

Утверждение человека, освобождение его от грязи, оставленной капиталистическим

строем, выпрямление человека – всему этому учило горьковское творчество с его неисчерпа-

емым запасом мудрых наблюдений, доскональным знанием жизни, глубоким пониманием

Человека, творчество, проникнутое любовью к Человеку и ненавистью ко всему, что препят-

ствует свободному развитию Человека. Передо мной всегда был образ того, кто сам вышел

из недр народных

. Так, когда я должен был указать моим «босякам» образец человека, кото-

рый, пройдя через «дно», поднялся до высот культуры, я всегда говорил:

– Горький! Вот образец, вот у кого учиться!

Великий мастер мировой культуры! Огромные знания Алексея Максимовича не имели

ничего общего с тем, что обозначалось понятием «западноевропейская цивилизация». Горь-

кий впитал квинтэссенцию того наилучшего, что создали самые светлые головы человече-

ства. И не только в литературе.

Алексей Максимович заинтересовался работой моей и моих друзей. Мы были поражены его

умением проникать в сущность дела, выделять важнейшее, а потом в такой простой, доступной

форме делать глубокие философские обобщения.

Алексей Максимович пробыл в колонии им. Горького три дня. Должен признаться, что за

это время он успел заметить много такого нового, характерного, очень важного, чего я не за-

мечал на протяжении года. Он сблизился с многими из 400 воспитанников, и большинство

новых друзей уже не порывало с ним связи. Горький переписывался с ними, помогал совета-

ми.

Алексей Максимович освятил мою писательскую жизнь. Вряд ли я написал бы «Педаго-

гическую поэму» или какое-нибудь другое произведение без чуткой, но неуклонной настой-

чивости Алексея Максимовича. Четыре года я сопротивлялся, отказывался писать, четыре

года длилась эта «борьба» между нами. Я всегда считал, что у меня иная дорога – педагоги-

ческая работа; к тому же и времени для серьезного литературного труда у меня не было.

Собственно, последнее обстоятельство и было тем поводом, на который я ссылался, отказы-

ваясь писать. Тогда Алексей Максимович прислал мне перевод на пять тысяч рублей с тре-

бованием немедленно идти в отпуск и засесть за книгу. В отпуск я не пошел (оставить работу

я не мог), однако настойчивость Горького взяла наконец свое: педагог стал писателем.

С великим моим учителем я встречался много раз. Горький очень мало говорил со мной о

литературных делах; он расспрашивал, как живут хлопцы. Очень интересовали Алексея

Максимовича вопросы семьи, отношение семьи к детям, что, по-моему, нужно сделать, что-

бы укрепить семью. Во время этих бесед Алексей Максимович как будто мимоходом бросал

по поводу той или иной области моей работы одно-два слова. Они значили больше, чем про-

странные советы.

Последнее время Алексея Максимовича волновал вопрос о школе. Как-то мы ехали вме-

сте из Москвы. По дороге он все время говорил о том, какой должна быть наша школа, гово-

рил, что школьная дисциплина не должна стеснять молодую инициативу, что в школе нужно

создать такие условия, чтобы можно было объединить одно и другое.

Безграничная любовь к жизни, огромный философский ум и полный мудрости взгляд,

который проникает во все мелочи жизни, отыскивает в них основное зерно и умеет поднять

их до философских обобщений, – это характерно для Горького.