Table of Contents Table of Contents
Previous Page  200 / 354 Next Page
Information
Show Menu
Previous Page 200 / 354 Next Page
Page Background

198

Очевидно, небольшая часть заключалась в том, чтобы раз в 3 года положить белый или

черный шар направо или налево. Направо мог стоять Изюмов, налево – какой–нибудь другой

купец, похожий на Изюмова, а может быть, и никто не стоял, ибо, зачем стоять, если есть Изюмов,

который «мирно» сидит себе на месте городской головы вот уже столько лет, никто не трогает,

чинит мостовые, собирает налоги, назначает учителей в полдюжины начальных школ, а вообще

«человек честный и приличный».

Такая штука называлась городским самоуправлением или земским самоуправлением –

штука, собственно говоря, бедная, настолько бедная, что, пожалуй, не стоило бы лишать нас права

голосовать за Изюмова, а с другой стороны, и для нас не было смысла добиваться подобного

«избирательного права».

Однако, как это ни странно, это самоуправление вызывало заметное умиление у многих

интеллигентных душ, и даже само слово «земство» некоторые произносили с дрожанием голоса.

Тогда не переставали перечислять и описывать в книгах разные земские подвиги, между которыми

называлась даже постройка дорог, хотя все хорошо знали, что как раз дороги в нашей стране

блистательно отсутствуют и дорогой называлась такая часть земной поверхности, которая

наименее приспособлена для езды. С таким же умилением говорили и о городском

самоуправлении, несмотря на то, что все наши города, за исключением, может быть, одного

Петербург, жили бедно, грязно, переполнены были клопами и собаками и только в очень

незначительной степени напоминали европейские города.

Городское и земское самоуправление, сопровождающие их выборы и карьеры отдельных

лиц, реализуемые в отдельных выборах, были той жалкой «демократической» подкладкой

самодержавия, которую мы – пролетариат – даже не ощущали. Наша жизнь помещалась за

границами даже такой общественности, а ведь наша жизнь – это была жизнь всего русского

народа. К нам эта общественность изредка прикасалась самым «теплым» своим боком, боком

благотворительности. У столпов общественности, у этих самых городских голов и членов, у их

жен и дочерей иногда начинало зудеть под какой–нибудь идеалистической ложечкой; тогда,

смотришь, на одной из второстепенных улиц воздвигается народный дом – один на губернию,

который только потому назывался народным, что не совсем удобно было называть его

«простонародным». В другой paз, в таком же порядке, рука «дающая и неоскудевающая» начинает

строить приют для сирот, – очевидно, для сирот наших, пролетарских, но на открытии приюта

пьют, и закусывают, и ухаживают за дамами, и вообще кокетничают и добрыми сердцами и

неоскудевающими руками отнюдь не пролетарии, а все та же «общественность». В третьем месте

строится дешевая столовая, в четвертом – вечер для бедных студентов гремит музыкой и щеголяет

прогрессивным духом.

Только теперь, с высот социалистического общества, видно, сколько и во всей этой

общественности, и в ее благотворительности было настоящего похабного цинизма, настоящей

духовной человеческой нищеты, сколько оскорбления для действительного создателя жизни и

культуры – для трудящегося человека.

Но и тогда трудно было кого–нибудь обмануть из «простого» народа: народ прекрасно

понимал, что ему положено судьбою работать по 10 –12 ч. в сутки, жить в лачугах, в темном не-

вежестве, продавать труд своих детей, периодически переживать голод и всегда дрожать перед

призраком безработицы. Это была определенная, освященная богом, веками и батюшками доля; то

обстоятельство, что где –то кого –то выбирают господа, в сущности, мало кого занимало.

2

После 1905 года, наполненного нашей борьбой и нашим гневом, на сцене «об-

щественности» были поставлены новые декорации. В них уже просвечивали европейские краски.

Правда, самое слово «конституция» считалось крамольным словом, но все было сделано почти как

в Европе: происходили выборы, боролись партии, произносились речи, принимались запросы, об-

суждались законы, разгорались страсти и аппетиты. Российская история вступила в новую эпоху.