200
ловкости рук; по наглости это было нечто неповторимое.
По такому закону рабочие и крестьяне располагали всего 9% голосов в губернском
избирательном собрании, т. е. фактически не могли послать ни одного депутата. Это было явное,
открытое издевательство дворянско –буржуазного блока над интересами и жизнью трудящихся.
Даже те немногие представители рабочего класса, которым удалось прорваться в
Государственную думу, скоро были выданы этим милым учреждением в руки полиции.
В это время окончательно исчезли самые слабые запахи европейского парламентаризма,
даже родичевы
4
притихли: политическими фигурами России сделались Пуришкевичи и Марковы,
Родзянки и гучковы
5
, да и то последние были предметом ненависти Романовых, ослепление и
идиотизм которых достигли действительно пределов патологических: царица Александра
Федоровна более всего ненавидела Гучкова: «своя своих не познаша».
Вся эта «выборная» политика не только была направлена против трудящихся, но и
сопровождалась
откровенной
ненавистью
правящих
классов,
злопыхательством
правительственных, правых и октябристских, газет. Дворянство и буржуазия хотели править
русским народом, хотели до последней нитки грабить его, хотели держать его в нищете и темноте,
но не способны были сделать хотя бы приличное лицо перед народом, хотя бы минимальную
заботу проявить о нем. Рабочий и крестьянин, подавая свой голос, окружены были бандитскими,
грабительскими мордами, протянутыми жадными руками эксплуататоров. Никакой Европы –
русские господа никак не могли отвыкнуть от крепостных привычек.
И, не считаясь уже ни с какими европейскими этикетами, не считаясь даже с мошеннически
составленным третьеиюньским парламентом, царское правительство продолжало свое темное и
дикое дело. Если в 1905 г. в тюрьмах находилось 86 тыс. человек, то в 1912 г. их было 182 тыс. На
каторге в 1905 г. было 6 тыс., а в 1913 г. – 32 тыс. Можно сказать, так росло участие трудящихся в
«общественной» деятельности.
В таком же отношении к успеху парламентаризма стояло и благосостояние рабочего класса.
Из года в год все более расходились кривые: заработная плата понижалась, цена на хлеб
повышалась. По отношению к 1900 г. та и другая кривые расходились в разные стороны на
величину до 40%. Наконец, 1912 год «подарил» русской истории Ленский расстрел
6
.
В деревне Столыпин приступил к разорению крестьянства. Закон 9 ноября должен был
привести к полному и решительному разделению его на кулачество и на деревенский пролетариат
– необходимое условие расцвета промышленного и земельного капитала. Об этой «реформе»
Ленин писал: «Столыпин и помещики вступили смело на революционный путь, ломая самым
беспощадным образом старые порядки, отдавая всецело на поток и разграбление помещиками и
кулаками крестьянские массы».
Эта деятельность Столыпина, имевшая целью покончить с последними остатками
феодализма в деревне (общинной) и создать широкий рынок дешевой пролетарской силы, - со
временем должна была вывести России на настоящий европейский путь, на путь типичного
капитализма, в последнем счете она должна была привести ее к европейскому демократизму, т.е. к
уточненному приличию буржуазного избирательного права.
3
Это утонченное европейское приличие, этот демократический костюм хищнического
империализма в особенности привлекал меньшевиков
7
и эсеров
8
. Недаром после свержения
самодержавия они затеяли такой нежный флирт с Антантой. Великая Октябрьская
социалистическая революция спасла советский народ от этого утонченного, наиболее ханжеского,
наиболее развращенного вида эксплуатации.
Стоит почитать историю любой европейской демократии, чтобы увидеть всю безнадежную
глубину того мошенничества, которое называется на Западе до сих пор