Table of Contents Table of Contents
Previous Page  208 / 354 Next Page
Information
Show Menu
Previous Page 208 / 354 Next Page
Page Background

206

Жизнь ее и матери у стариков Ларьковых была тяжелой, нищей жизнью. Пока надеялись на

возвращение отца, можно было хоть помечтать о лучшей будущей жизни, но скоро и от отца

перестали приходить письма: он пропал без вести на войне – так официально сообщалось о

многих героях империалистической бойни. Кое–какой заработок Паша нашла на ремонте полотна

у проходящей близко железной дороги. Для четырнадцатилетней девушки это был очень

тяжелый,

непосильный труд – подсыпка пути, подбивка шпал, но ей платили 80 коп. в день, и это помогало

жить не только ей, но и ее матери и дедушке с бабушкой.

Революция пришла неожиданно. Теперь уже Кропоткинский княжеский дом сгорел

основательно, и помещики исчезли из села Половского. А тут неожиданно в 1918 г. возвратился из

плена отец, Никита Макушин. Он поступил работать штатным ремонтным рабочим на железной

дороге. В это время Паша вышла замуж за своего односельчанина, Сергея Ивановича Пичугина.

Что–то начало проясняться в ее жизни, но случилась катастрофа, типичная российская катастрофа,

естественное следствие бедности и

соломенной, примитивной

культуры: сгорело полсела, и в огне

погибли отец и мать Паши.

Паша осталась сиротой наедине с мужем, молодым человеком, тоже потерявшим в пожаре

свою избу. Началась жизнь в семье свекра, бедственная жизнь снохи, от оскорбительной тяжести

которой даже Октябрьская революция не так скоро могла освободить русскую деревенскую жен-

щину.

Муж Паши, Сергей Иванович Пичугин, пошел в Красную Армию, а Паша осталась в

полном распоряжении свекра. Это было самое тяжелое время в ее жизни. Революция почти не

коснулась быта и нравов села Половского. Для того чтобы перестроить их, понадобилось

решительное вмешательство революции и в саму экономику русской деревни.

Свекор в семье Пичугиных был царь, бог, деспот; его власть была неограниченна и усилена

нищетой и озлоблением. Семья свекра была еще беднее, чем семья старого Макушина: у него даже

лошади не было, своего хлеба еле–еле хватало до рождества, а потом приходилось перебиваться

мелкими заработками да своеобразным деревенским кредитом: у богатого мужика можно было

одолжить до урожая пуд хлеба, за этот пуд отработать один день на жнивье, но работа эта была

только уплатой процентов: пуд хлеба все равно нужно было отдавать – кредит страшно дорогой,

приблизительно около 200% годовых.

Сноха в семье свекра – это, прежде всего, и, во–вторых, и, в–третьих, рабочая сила.

Женщина в селе Половском вообще не пользовалась уважением: тот же свекор Пичугин

категорически запрещал своей жене держать его белье в одном месте с женским бельем: такое

соседство могло осквернить какую–то его особенную мужскую сущность. В семье не было обуви,

а единственные валенки позволялось надевать только мужчинам, женщина не могла к ним

прикасаться; считали, что валенки – предмет дорогой, а женщина и так может работать. Женщина

и работала за всех. В некоторых областях даже свекла, которая готовилась для коровы, считалась

дорогой пищей для женщины, она могла получать ее только украдкой.

К счастью Паши, свекровь оказалась хорошим, добрым человеком, одинаково страдающим

вместе с нею и в этом страдании увидевшим начало солидарности. Поддержка свекрови несколько

скрасила страдную жизнь Паши, нисколько, конечно, не обратив ее в жизнь человеческую. Только

возвращение с фронта мужа в 1924 г. несколько скрасило жизнь Паши, но на очень короткое

время. Мужу в селе нечего было делать, и он уехал в Москву, где и пережил все неприятности

безработицы и квартирного кризиса. Село в это время попало в руки кулачья, главным из которых

был Горичов. Горичов сделался и вдохновителем борьбы за старый быт, так настойчиво

проводимый людьми, подобными свекру.

Паша снова в одиночку продолжала жизненную борьбу, но в это время уже успел сказаться

приток свежего воздуха революции. В 1925 г. Паша была избрана женделегаткой в своем селе.

Она еще очень боялась быть активной, боялась даже войти в помещение сельсовета, так как, по

старым правилам, женщине зазорно было