207 / 354
205
Родители Паши и обижались на старика, и соглашались с его решением; они хорошо знали,
что и в самом деле деду нечего было дать сыну. Отец очень скорбел, но никаких выходов из
положения не было.
Петербургский хозяин Макушиных был очень крутой, скупой и жесткий человек. Он сам
выбился из низов каким–то темным путем и, может быть, потому не мог сочувствовать
трудящейся семье, отданной судьбой в его распоряжение. Паша даже через двор боялась перейти,
так как хозяин и это запрещал, видя в каждом человеке, проходящем по двору, нарушение его
собственнических прав.
В 1914 г. отец Паши снова был призван на фронт, призван был защищать то самое
отечество, которое с таким пренебрежением относилось к его трудовой жизни. Он уехал осенью, а
мать и Паша остались в самом тяжелом положении. Хозяин, потеряв дворника, считал себя
свободным от каких бы то ни было обязательств по отношению к его семье и потребовал, чтобы
она очистила квартиру.
В ту пору многие болтуны и шарлатаны немало денег заработали на выражении
«народных» чувств, описывая их со слезами и высокими фразами. Мать Паши, в полном отчаянии,
не зная, куда деваться, не зная, кого винить в своих несчастьях, подумала–подумала – и все же
нашла виновника: она выколола глаз на портрете Николая II, висевшем в дворницкой. Только
полная ее неграмотность и явная безопасность для царского самодержавия спасли ее от слишком
больших неприятностей: полиция предложила ей немедленно оставить царскую столицу и
отправиться в деревню.
С большим трудом достав денег на дорогу, Паша с матерью отправились в то самое
Половское, где с таким трудом одиннадцать Пашиных дядей и тетей боролись за существование
под руководством дедушки, обладая для этой борьбы все той же одной коровой и одной лошадью.
Паше в это время было 11 лет. К этому возрасту, она уже испробовала всю тяжесть жизни у
богатых людей в прислугах, всю «сладость» подневольного существования людей последнего
сорта, над которыми мог куражиться даже темный проходимец, мог куражиться, несмотря на то,
что Никита Макушин вторично в своей жизни отправился умирать за интересы таких же
проходимцев и самодуров.
В Полонском мать Паши не решилась обратиться за помощью к деду Макушину, а
поселилась в семье своей матери – Ларьковой. В Половском Ларьковы не были самой бедной
семьей; своего хлеба они, правда, не имели, но покупали хлеб у еще более бедных людей –
кусочки у нищих. В старой деревне даже нищие были богаче некоторых обыкновенных трудящих-
ся – совершенно непонятная гримаса экономики.
Село Половское было вообще очень бедным селом; вся земля кругом принадлежала
помещикам князьям Кропоткиным. Их усадьба стояла в самом селе; Паша слабо помнит, а больше
вспоминает по рассказам старших, как горела княжеская усадьба в 1905 г. Эта революционная
иллюминация, однако, ничему не научила князей. Дом их, стоявший в самом селе, и в дальнейшем
стоял особой, враждебной крепостью дворянского чванства. Паша помнит, что даже проходить
мимо господского дома было опасно: таких злых собак держали господа для защиты себя от
окружающего населения. Господский лес, окружавший деревню, был так же недоступен для
крестьян и охранялся вооруженными черкесами. Один из Пашиных дядей, Андрей Макушин,
насмерть был зарублен черкесом за то, что без разрешения зашел в лес.
Рядом с паучьим гнездом князей Кропоткиных стояла церковь казанской божьей матери.
Ограбленное, ошеломленное нуждой и горем население Половского последние гроши относило в
эту церковь в надежде получить там хотя бы кажущееся утешение. Как и все другие жители
Половского, Паша тоже надеяться могла только на бога, и она ходила в эту церковь и молилась... о
чем? Ни бог, ни люди не обещали ей никакой радости. Она росла девочкой боязливой,
застенчивой, у которой была надежда только на далекого бога да на свой труд, в лучшем случае
способный спасти ее от голодной смерти.