Table of Contents Table of Contents
Previous Page  223 / 354 Next Page
Information
Show Menu
Previous Page 223 / 354 Next Page
Page Background

221

Л. Н. Толстой приходит к утешительным и оптимистическим выводам, и его оптимизм так

же локализован в выводах, в превыспренних формулах народного здоровья. Толстовский

оптимизм вытекает как следствие большой и тонкой анатомической работы, довольно

придирчивой и даже злобно придирчивой, но для этой работы Л. Н. Толстому не нужны особенно

широкие захваты общественных групп, для него достаточны концентрированные представления о

русском обществе, а концентрация эта производится силою принципов и убеждений самого Л. Н.

Толстого. Общественный организм России, подвергающийся анатомическому исследованию

писателя, есть организм, специально выделенный для этой цели. В сущности, это высший круг

общества, аристократия и верхнее дворянство; народные образы в романе немногочисленны и не

играют первой роли.

В «Петре Первом» А. Н. Толстого тематический захват уж потому шире, что роман

изображает Россию в момент напряженного внутреннего движения, в эпоху огромных сдвигов

внутри самого общества. Тема старого и нового, тема контрастного разнообразия и борьбы всегда

шире по захвату, и в этой теме уже нельзя выделить, как это сделано в «Войне и мире»,

определенный слой персонажей и поручить ему говорить от имени общества в целом. Единое

представление о целом русском обществе в таком случае становится почти невозможным:

общество явно раскалывается на борющиеся группы, и каждая из них должна быть показана в

начальные, последующие и конечные моменты борьбы. А. Н. Толстой должен был захватить в

своем анализе решительно все, начиная от крестьянской избы и кончая царским дворцом, начиная

от бояр, которые решают государственные дела, «брады уставя», и кончая стремительным,

творческим буйством нового, петровского правления.

При такой громадной широте захвата исторического романа становится весьма важным

вопрос о сюжете, о том каркасе личных движений и судеб, который только и может сделать

повествование именно романом

Но как раз в смысле фабулы, в картине личных человеческих истории книга А. Н. Толстого

не может похвалиться особенными достижениями, да, пожалуй, не выражает и особенных

претензий...

С задачей этого широчайшего тематического охвата А. Н. Толстой справился с

великолепным блеском. Трудно вспомнить другую книгу, в которой автор предложил бы

читателю такую разнообразную, широкую и всегда красочную картину эпохи, в которой бы так

безыскусственно автор владел глазом и вниманием читателя, так легко бесчисленное число раз

переносил его в пространстве, не только не утомляя и не раздражая этим разнообразием, но,

напротив, очаровывая новизной картин и острой характерной прелестью все –таки единого ритма

показа.

Москва во всем ее беспорядочном разнообразии, царские палаты, боярский дом, площади и

улицы, кабаки и стрелецкие избы, подмосковные села и дворцы, немецкая слобода, потешные

крепости, лавра и дороги к ней, дворянские усадьбы, застенки – все это только незначительная

часть грандиозной территории, захваченной художественным глазом А. Н. Толстого. С таким же

удачным победным вниманием автор видит и показывает читателю все необозримое пространство

России: южные степи, Дон и Волгу, Воронеж, северные леса и Северную Двину, дороги в Польшу

и дороги в Швецию. Наконец, его глаз проникает далеко на запад – в Швецию, Голландию,

Германию, Польшу. Территориальный захват книги совершенно рекордный, с ним не может

сравниться никакая другая книга, особенно если принять во внимание сравнительно небольшой

объем «Петра Первого».

И этот территориальный захват нигде не переходит в простой список мест, нигде не

приобретает характер калейдоскопичности. Каждая сцена, каждая передвижка автора и читателя

совершается с прекрасной убедительной естественностью, с полным и живым ощущением

сочности и реальности обстановки. Все вместе эти ощущения складываются в одно синтетическое

переживание; когда дочитываешь последнюю страницу, остается чрезвычайно ясный, близкий и

родственный образ целой страны, ее просторов, ее неба. История у А. Н. Толстого не