Table of Contents Table of Contents
Previous Page  229 / 354 Next Page
Information
Show Menu
Previous Page 229 / 354 Next Page
Page Background

227

гипотезы его личной уединенности в эпохе, писатель захотел показать его как выразителя

определенных классовые стремлений эпохи.

В показе этих классовых стремлений в книге не все удачно, Находясь, очевидно, под

влиянием концепции Покровского

2

, автор на самую первую линию выдвинул интересы торгового

капитала, игнорируя интересы дворянства. Купец Бровкин по явно нарочитому замыслу должен

изображать этот торговый капитал, рождающийся от петровской реформы. В романе Бровкин

вышел очень колоритной фигурой, но авторский замысел все же выполнен не был. Правда.

Бровкин говорит Петру после нарвского поражения:

«Связал нас бог одной веревочкой. Петр Алексеевич, куда ты, туда и мы».

В романе не доказывается право Бровкина говорить такие слова. Писатель изо всех сил

старается убедить читателя, что Бровкин большой о способный купец, что он спасает Петра во

многих обстоятельствах, что он близок ему и заинтересован особенно в успехе его царского дела,

– старается убедить, но показать Бровкина в его важном купеческом деле не может…

Великолепные строчки, замечательная характеристика разбогатевшего холопа, который

дорвался до сытной жизни, для которого главное наслаждение в том, чтобы покрасоваться перед

односельчанами, но которому от сытости и от безделья скучно и некуда себя девать, который рад,

что не голодает, но которому больше ничего, кроме сытости, и не нужно: «жить, да жить».

Годится ли такая фигура для роли главы петровской буржуазии, для роли талантливого и

оборотистого деятеля, главной опоры петровской реформы? Не годится, и художник А. Н.

Толстой очень хорошо это видит…

То обстоятельство, что Петр воевал из –за моря, что Петр строил корабли, что Петр такое

важное, определяющее значение придавал заграничной торговле, вовсе не означает, что его

деятельность направлялась интересами купечества в первую очередь. Большая заграничная

торговля того времени была почти целиком в руках казны и такою оставалась и после Петра.

Русское купечество XVII в. – это купечество внутренней торговли, его интересы были

действительно связаны с петровской реформой, но не они ее определяли и направляли.

Петровский флот, за создание которого он воевал и боролся, – это вовсе был не торговый флот, а

флот военный, необходимый для владения морем и сообщения с заграницей. Но еще долго после

Петра заграничная торговля совершалась при помощи иностранного транспорта и иностранного

купца.

В эпоху Петра торговые интересы были не столько интересами торгового оборота, сколько

интересами сельскохозяйственного сбыта. Россия вывозила почти исключительно продукты

сельского хозяйства, главным образом животноводства, и в первую очередь в хороших условиях

этого сбыта был заинтересован тот класс, который владел

продуктами сельского хозяйства, –

дворянство. Если бы А. Н. Толстой захотел продолжить анализ деятельности того же Бровкина,

если бы он захотел показать его в действии, он необходимо пришел бы к дворянской усадьбе, к

дворянскому хозяйству. Писатель утверждает, что Бровкин разбогател на поставках фуража, льна,

шерсти. Вот этот путь от производителя фуража, льна и шерсти к его главному потребителю и мог

обслуживаться кем–либо, отчасти напоминающим Бровкина, но это вовсе не путь к заграничной

торговле и это не путь к торговому «капитализму».

Все эти продукты производились крестьянином и холопом, но принадлежали дворянину, у

него покупались, а продавались казне, главным образом для военных нужд правительства, отчасти

для перепродажи за границу. И сбыт этих продуктов и самые военные нужды вполне и до конца

были определены интересами того класса, который именно в эпоху Петра был классом передовым

и вступающим в пору своего расцвета и сил, но еще не победившим окончательно.

Но как раз дворянство пользуется вниманием А. Н. Толстого меньше всего. Это произошло

не только из –за влияния Покровского, но и по причине многих исторических традиций, от

которых автор еще не вполне освободился. Он не