Table of Contents Table of Contents
Previous Page  225 / 354 Next Page
Information
Show Menu
Previous Page 225 / 354 Next Page
Page Background

223

пути... Идут медленно с обозами... Уж прости, государь, потревожил тебя ради такой вести».

(Иван Артемьевич Бровкин – один из самых безработных героев романа, но это все же

недостаточное основание для того, чтобы поручать ему роль вестника о передвижении стрелецких

полков.)

Такое авторское поручение ничего не прибавляет ни к купеческой биографии Бровкина, ни

к его психологии, ни к картине самих событий, связанных с маршем четырех взбунтовавшихся

стрелецких полков. В картину событий оно даже вносит некоторое искажение. Полки стрельцов

взбунтовались на фронте у г. Торопца – в этом месте происходили довольно выразительные

разговоры их с другим Ромодановским, киевским воеводой Михаилом Григорьевичем, – а 6 нюня

1698 г. они двинулись к Москве, к которой и подошли 17 июня. Такое движение с фронта к

столице четырех взбунтовавшихся полков, разумеется, не могло произойти незамеченным ни для

киевского воеводы, ни для московской полиции Ф. Ю. Ромодановского. Сам А. Н. Толстой,

повторяя свидетельство историка С. М. Соловьева

1

, говорит, что в Москве началось «великое

смятение, бояре и великое купечество бегут». И поэтому понуждение купца Бровкина выступить в

роли вестника сюжетно слабо оправдано.

И в других местах автор использует своих героев для случайных исторических поручений,

для выполнения роли исторических статистов, ничего не прибавляя ни к их характеристике, ни к

их биографии...

Роман начинается рассказом о приключениях дворян Василия Волкова и Михаила Тыртова

и мальчиков Алексашки и Алешки Бровкина. До тридцатых-сороковых страниц читатель имеет

право думать, что этим именно лицам и поручается важная сюжетная нагрузка, что они назначены

быть тем зеркалом, в котором будет отражаться народная жизнь петровской эпохи. Но с

тридцатых страниц эти герои начинают отставать от романа. Алешка буквально теряется на улице,

отстав от своего товарища по беспризорной жизни – Алексашки Меншикова. Алексашка потом

обнаруживается в немецкой слободе, и ему, конечно, предстоит впереди большая историческая

деятельность. Но Алешка, один из самых видных кандидатов в герои, утерян надолго. На с. 108 он

вдруг обнаруживается в поле зрения читателя, но в образе довольно неожиданном и даже

невероятном, ничем не связанном с образом раннего Алешки – крестьянского мальчика, которого

нужда и побои загнали в беспризорную жизнь: «Однажды он (Алексашка) привел к Петру

степенного юношу, одетого в чистую рубашку, новые лапти, холщовые портяночки…

Откуда у Алешки степенный вид, чистая одежда, а самое главное, откуда высшая

барабанная квалификация, где провел Алеша свою юность, читатель не узнает никогда. И здесь по

отношению к Алеше автор проявил неразборчивость средств, только бы поддержать как –нибудь

его линию в романе. В дальнейшем Алеша опускается до положения среднего героя для

поручений и иногда встречается на страницах романа в том или другом деле. Но в нем нет уже

ничего характерного, ни крестьянского, ни бровкинского, ни барабанного.

Михаила Тыртов кончает также невыразительно.

На с. 39 более удачливый и богатый его сверстник Степка Одоевский оказывает Михаиле

такую протекцию: «Боярыню одну надо ублаготворить... Есть одна боярыня знатная... Сидит на

коробах с казной, а бес ее свербит... Понял, Мишка? Будешь ходить в повиновении – тогда твое

счастье... А заворуешься, велю кинуть в яму к медведям – и костей не найдут…

Такая же судьба сопровождает и других деятелей романа, намеченных как будто

представлять личные судьбы. Более других развернута линия Саньки, дочери Бровкина, благодаря

вмешательству и покровительству Петра прошедшей быстрый путь от крестьянской девушки до

великолепной придворной дамы, красавицы и украшения двора Августа II и других. Но даже

Санька едва ли выходит за границы иллюстрации, сама по себе не имеет значения и ни в какой

интриге участия не