222
спрятана в тайниках человеческого жилища, она проходит именно под небом, и поэтому люди,
участники этой истории, в нашем воображении неразрывно связываются с пространством, они
представляются нам деятелями целой страны.
Территориальное разнообразие у А. Н. Толстого не подавляет и не скрывает человека.
Человек на каждой странице остается его главным, в сущности, единственным героем. И этот
человек, с одной стороны, так же разнообразен, богат возможностями и чувствами, с другой – так
же законно объединяется с другим человеком в напряженном участии в борьбе, в страсти и
искренности, в общем движении. Богатство и естественность человеческих путей и «переплетов»,
сложность и размах человеческого движения у А. Н. Толстого страшно велики, запутанны и в то
же время убедительны и логичны, принимаются читателем с первого слова автора, делаются
знакомыми и понятными с первого взгляда, брошенного на человека.
Поэтому А. Н. Толстой может разрешить себе такую роскошь, какую никогда не разрешит
себе другой писатель: он не боится случайных персонажей, он не боится вспоминать о них
вторично через десятки страниц; все равно, один раз показанные, они живут в воображении
читателя, занимают в нем свое собственное место, не смешиваются ни с кем другим и в то же
время не создают толпы, беспорядка и неразберихи, каждый несет отчетливую и простую
художественную идею, а все вместе они представляют историю…
Во всех этих случаях перед нами проходит история России, рассказанная прекрасным
рассказчиком, но история, лишенная того специфического авторского вмешательства, которое
историю должно обратить в роман.
Для сравнения еще раз позволяю себе возвратиться к «Войне и миру». В этом произведении
роман присутствует везде, отодвигая историю на второй фабульный план. Бородинское сражение,
например, проходит перед читателем в мыслях, переживаниях, впечатлениях одного из главных
героев романа; JI. Н. Толстой не побоялся для этого глубоко штатскую фигуру Пьера притащить
на самые опасные места боя. В «Войне и мире» партизанская война, кавалерийская атака, бегство
из Москвы, деревня, оставленная помещиками, – это прежде всего то, что видят и в чем живо
участвуют герои романа. Даже там, где на сцене выступают действительно исторические лица,
Наполеон, Александр или Кутузов, рядом с ними обязательно присутствует или один из героев,
или сам автор, а исторические лица честно служат им, подчеркивая те или иные предчувствия,
мысли или переживания героев. Здесь роман – действительный распорядитель событиями, и
притом распорядитель тенденциозный.
У А. Н. Толстого в книге «Петр Первый» роман отодвинут на второй план, а на первом
плане проходит история, проходит в ярких картинах, восстановленных могучим воображением
писателя, в живых движениях участников, в красках, словах, шумах, но все же это история, а не
роман.
Можно, пожалуй, утверждать, что сам автор не хотел этого. На глазах читателя роман часто
делает попытки вмешаться в историю, но попытки эти оканчиваются неудачей. Сюжетные линии
возникают то в том, то в другом месте, зачинаются личные человеческие струи, но их течение не-
продолжительно, иногда обрывается и исчезает, часто прерывается надолго, а потом возникает
вновь без существенной связи с прошлым, возникает скорее как иллюстрация, чем в развитии
сюжета. Чувствуется, что герои не подчиняются писателю, уклоняются от сюжетной работы, и
писатель начинает расправляться с ними при помощи открытого насилия, заставляя их принять
более активное участие в исторических событиях, а не прятаться где–то на далеких страницах.
Только в порядке такого насилия автор принуждает купца Ивана Артемьевича Бровкина,
сломя голову и пугая народ пролететь через Москву на своей тележке, ворваться в Казанский
собор во время обедни, расталкивать бояр и сообщить боярину Ф. Ю. Ромодановскому, князю–
ксарю:
« – Четырьмя полки стрельцы на Москву идут. От Иерусалима днях в двух