224
принимает.
Очень слабо намечены в романе линии крестьянских и посадских протестантов: Цыгана,
Иуды, Овдокима, Жемова...
Из сюжетных починов писателя почти не получается ничего. Работает в качестве сюжета
личная история самого Петра и его ближайших помощников – лиц исторических. В эту историю
автор не вносит вымысла или вносит очень мало. Можно представить себе усиление сюжетного
интереса в изображении психологии действующих лиц, в изображении тех противоречий и
колебаний, которые переживает каждый герой. Но и с этой стороны роман «Петр Первый» беден
элементами романа.
Автор не позволяет читателю проникнуть в глубину переживаний героев, он дает ему
только возможность видеть и слышать. Читатель видит очень много: дома, улицы, пейзажи, лица,
мимику, корабли, экипажи, пиры, попойки и оргии, движение войск, сражения. Все это он видит в
замечательной, хочется сказать больше, в восхитительной, великолепной картинности; здесь
мастерство А. Н. Толстого достигает чрезвычайно высоких степеней.
Даже в самых неважных, пустяковых случаях автор умеет широко открыть читательские
глаза и сделать их острыми. В приведенных выше отрывках, касающихся самых незначительных
мест романа, мы наблюдаем такую же «зрительную щедрость» писателя, его свободный,
остроумный взгляд, его знание людей и жизни. Барабанщик «Алешка посмотрел на потолок
скучным взором». Тыртов, «осаживая жеребца, поправил шапку». На каждой странице мы
встретим такое же великолепное мастерство видения, такие же экономно–выразительные,
простые, убедительные и всегда неожиданно–талантливые краски…
Читатель не только видит, читатель слышит запахи, ощущает холод сеней и вместе с
ребятами рад, что на дворе теплее, чем в сенях. Но все это он воспринимает только своими
внешними чувствами.
Переживания героев, их размышления, надежды, их самые тайные духовные глубины
недоступны внешним чувствам, автор же очень скупо помогает читателю проникнуть в психику
героев. Можно буквально по пальцам перечислить те места в романе, где А. Н. Толстой изменяет
этой своей скупости, где (приводим только из первой части) приоткрывается немного
великолепная завеса внешнего ощущения и читатель получает возможность заглянуть в глубину…
Для таких сравнительно бедных и понятных фигур, как Наталья Кирилловна пли жена
Петра Евдокия, этого незначительного проникновения в глубину психики, может быть, и
достаточно. Но для лиц большого человеческого роста, для таких людей, как Петр, Меншиков,
Карл, Голицын, Ромодановский, Лефорт, для ответственных деятелей эпохи переворота требуется,
казалось бы, в художественном произведении совершенно ясная авторская гипотеза характеров,
развернутая либо в более детальном показе действия, либо в более откровенном изображении
духовной жизни героев. В особенности это требование может быть отнесено к образу Петра.
Несмотря на то, что Петру посвящено много страниц, что Петр в романе много действует,
говорит, решает, отзывается на события, читатель не видит за портретом этого оригинального царя
совершенно понятного для него человека. Вместе с автором читатель переходит от эпизода к
эпизоду, любуется Петром или возмущается, привыкает к его образу и даже готов полюбить его,
сочувствуем ему или протестует. Наконец, он закрывает книгу, и в памяти его остается все тот же
исторический Петр, как стоял в памяти и до романа А. Н. Толстого, может быть, более доступный
зрительному воображению, но, как и раньше, непонятный и противоречивый. Два любых читателя
могут о нем заспорить и не прийти к единодушному мнению, В романе Петр проходит богатой,
яркой и интересной личностью, но личностью более царской, чем человеческой. В его движениях,
действиях и словах всегда виден правитель и деятель, но не всегда виден человек.
Так, история Петра развивается с самого начала…
Поэтому и весь образ Петра отдает некоторой механичностью, это