237 / 404
235
- Одну вагранку заприходовали по счету завода «Октябрь», а другую по счету по монтажу
той же вагранки. К сожалению, вагранка у нас только одна, как и следовало ожидать.
Маньковский имел прежний гордый вид и не просил пощады.
Бакурин спросил его:
- Так кто виноват?
Молчание.
- Отвечайте же, товарищ Маньковский.
- Ошибка всегда может быть, в данном случае обыкновенная ошибка. Но это вовсе не зна-
чит, что бухгалтерия должна ходить по цехам и щупать оборудование. Принципиально я прав.
Воргунов заворчал:
- Одна вагранка настоящая, а другая принципиальная. Итого две вагранки. Сальдо в нашу
пользу.
Блюм громко расхохотался. Маньковский начал свое обычное:
- Разрешите мне уйти?
Бакурин обратился к нему с вопросом посторонним:
- Не можем ли мы выдать пособие, рублей пятьдесят, библиотекарю Шалимовой?
- А у нас нет таких назначений...
- Неужели ничего нет?
Маньковский заговорил о кредитах строительства, о кредитах на оборудование, о времен-
ном промфинплане, об убыточности производства, Бакурин перебил его:
- Выдайте пятьдесят рублей!
- Не имею права, - ответил ледяным голосом Маньковский и побледнел.
- Я напишу вам письменное распоряжение.
- Ваше распоряжение я выполню, но немедленно должен сообщить в трест о незаконном
распоряжении.
- Хорошо, сообщите!
- Мне можно идти?
- Прикажите заготовить текст моего распоряжения... вот этого самого, незаконного, и
пришлите на подпись.
Маньковский вышел. Бакурин взволнованными руками, не глядя на окружающих, начал
перекладывать бумажки на столе, заметил, наконец, что он перекладывает их без всякого смысла.
Олешко прогнусавил у окна:
- Главбух прав. У вас будут неприятности.
- И какие там неприятности, - Блюм весело махнул рукой. - Если бояться неприятностей,
ничего делать нельзя. Что такое пятьдесят рублей, какая, подумаешь государственная важность!
Но Воргунов заговорил о назначении начальника литейного цехе, потом звонил телефон,
потом Ходиков въелся в Блюма из-за недостатка победита, потом притащили и выложили на стол
целый стог почты.
День побежал вперед с обычным неустанным перестуком. Приходили и уходили люди,
шелестели бумажки, взвинчивались и потрескивали нервы, на аккуратных бумажных площадях,
строгими шеренгами проходили целые дивизии цифр. В дневном зеркале все это отражалось как
событие первостепенной важности, а между тем все это были только мелкие дозы, гомеопатиче-
ские приемы будущего благополучия, картины которого казались такими далекими, что о них
разрешалась мечтать только дома, в постели.
В бурном потоке мелочей еще раз появились в кабинете Поддужный и Валя. Поддужный
имел вид растерянный