89 / 404
87
.
Ах, какое шикарное дело — человек. Он может разложить на Вашем письменном столе
окровавленный клубок собственного мозга, и если Вы откажетесь порадоваться такому подарку,
человек может засмеяться, сказать:
- Пустяки, не беспокойтесь!
И закурить папиросу и вспомнить, что нужна пепельница. А потом завернуть собственный
мозг в газету.
После этого он даже может прийти домой и подумать над тем, что ему дальше делать. И
он может улыбнуться:
- Дело, видите ли, в том, что положить свой мозг перед нею на письменный стол можно
только один раз в жизни. После этого человек ничего уже «делать» не может.
Он способен еще жить, но у него один глаз смотрит вкось и старается куда-то прыгнуть, а
левая нога просто не слушается.
Человек поэтому имеет право улыбнуться... и застрелиться.
Скоро полночь. Уже проходит час, как я невыразимо одиноко стою перед жертвенником.
В моем мозгу одновременно живут и летят вперед тысячи мыслей. Я знаю, что это любовь
2
.
И я один знаю, что это лучше всякого блага на свете. Это лучше богатства, лучше счастья
и великолепнее славы. И это выше правды и чище подвига. И можно быть гордым и презирать
вселенную и плевать на солнце.
Но я не хочу гордиться и не хочу презирать. Я хочу только смотреть в глаза и грустить.
Потому что нет ничего, кроме тайны жизни и близкой живой тайны Вашего взгляда, и нет ничего
недоступнее. Можно расшибить свою голову, можно растерзать Вас, умереть и не узнать ничего,
не раскрыть тайну.
Можно исцелить Вас в своем чувстве, утопить Вас в любви и вдруг узнать, что Вас уже
нет, что в Ваших глазах исчезла тайна, что глаза Ваши просто плоть, орган зрения. И тогда ниче-
го не узнаешь.
Я еще знаю, что мне не дано изобретать закон моей любви, что я во власти ее стихии и что
я должен покориться.
И я знаю, что сумею благоговейно нести крест своего чувства, что я сумею торжественно
истлеть и исчезнуть со всеми своими талантами и принципами, что я сумею бережно похоронить
в вечности свою личность и свою любовь.
Может быть, для этого нужно говорить и говорить, а может быть, забиться в угол и мол-
чать, а может быть, разогнавшись, расшибиться о каменную стенку Соцвоса, а может быть, про-
сто жить.
«Все благо».
Но что я непременно обязан делать – это благодарить Вас за то, что Вы живете на свете, и
за то, что Вы не прошли мимо случайности – меня.
За то, что Вы украсили мою жизнь смятением и величием, покорностью и взлетом. За то,
что позволили мне взойти на гору и посмотреть на мир.
Мир оказался прекрасным.
Ваш А.М.
Переписка А.С. Макаренко с женой, т. 1, с. 17 – 26.
1
После этих слов далее и в последующие два абзаца Г.С. Макаренко
при публикации этого текста произвольно внесла свои политизированные
соображения, что затем перешло во многие макаренковедческие публика-
ции.
2
А.С. Макаренко очень редко прибегает к слову «любовь». Здесь он
поистине поет восторженный гимн любви, раскрывает высшее проявле-
ние этого чувства в самоотверженном слиянии с прекрасным во всем ми-
ре.