18 / 160
16
осваивающего европейскую культуру, но находящегося перед выбором
собственной идентичности, в полной мере проявляет специфику бытия
страны и авторского самоощущения в первой половине XVIII столетия.
Таково,
например,
литературное
бытие
В.К. Тредиаковского,
реализующего своего рода
адаптивную
модель писательского поведения,
соединяя в творчестве ценностные признаки европейской жизни («Стихи
похвальные Парижу»), грусти по оставленной стране и гордости за нее
(«Стихи похвальные России»). В соединении европейских и русских
признаков образа государства («сладкий», «приятный») доминантными
постепенно становятся те, которые создаются с помощью лексем,
сформировавшихся в старославянском языке и определяющих в данном
случает аксиологию образа («благая», «благочестивая», «доброты»).
Самоощущение русского писателя приходит к А.Д. Кантемиру –
сочинителю, который готов замечать и говорить о пороках современной
ему России, – в тот момент, когда автор парадоксальным образом ощущает
свою инакость, осмысливая ее по отношению к теме творчества.
«Нерусак» осознанно избирает опасный путь сатирического сочинителя и
готов защищать идеалы петровских преобразований, которые считал
важными и значимыми для себя.
Во второй половине XVIII века в русской литературе идентификация
персонажа в культурно-историческом и национальном аспекте становится
одной из центральных в связи с нарастанием галломании в среде русского
дворянства. Ответом становятся сочинения А.П. Сумарокова («Ссора у
мужа с женою», 1750 г.), Д.И. Фонвизина («Бригадир», 1769) и др.
В литературе последней трети XVIII столетия образ писателя-
славянина, интересующегося мифологией и историей, проявляющего
внимание к жизни простого человека, предлагает М.Д. Чулков.
Традиционно
позиция
автора
соотносится
с
идеологией
«третьесословных», «мелкоторавчатых» писателей, как он сам пишет о
себе в журнале «И то и сио», транслирующих ценности демократического,
а подчас и низового мира. Однако авторские маски Чулкова,
появляющиеся в разных сочинениях, свидетельствуют также и о
сознательной национальной идентификации образа: Русак (повествователь
из «Пересмешника»), Ладон – знаток истории и славянских древностей
(«Пересмешник»), образ кумы, читающей книги из «Стихов на качели»
(журнал «И то и сио», 1769), наконец, сержантская вдова Мартона.