112
«Я слабая интеллигентная 48-летняя мать-одиночка. Моему сыну
почти 14 лет. Он рос болезненным, маленьким, слабеньким… И вырос
грубый, наглый, трусливый подросток, который мешает всему классу
работать, хамит учителям, не жалеет 78-летнюю бабушку и исповедует
только силу. Выпороть бы его раз-другой!
(Я бы заплатила в пределах зарплаты доцента)…
И вырос бы хороший человек.
Может быть какая-нибудь структура, готовящая, например,
телохранителей, стала бы профессионально, не калеча, оказывать такую
помощь матерям-одиночкам?
А наши сыновья знали бы, что их матери и бабушки не лишены
мужской защиты!
Я убедилась, что страх возмездия делает сына очень хорошим
мальчиком, а вот как раз сознание безнаказанности уводит его с пути
истинного»
(цит. по: И.С. Кон, 2012, с. 306-307).
Но куда ведет этот «истинный путь»? По данным
крупномасштабного
аналитического
исследования,
касающегося
последствий телесных наказаний детей, проведенного Элизабет Гершоф
(E.T. Gershoff, 2002, 2010), отрицательный эффект этих «воспитательных
практик» оказывается таковым:
- в плане последующей агрессии детей – 100% случаев;
- относительно виктимизации – 100% случаев;
- относительно психического здоровья подрастающего поколения –
100% случаев;
- в плане криминального и антисоциального поведения подростков –
92% случаев;
- относительно послушания – 60% случаев.
Иными словами, вопреки ожиданиям взрослых, телесные наказания
могут усилить агрессивное и антисоциальное (ложь, воровство и т.п.)
поведение подростков, способствовать его закреплению. Происходит
своего рода трансляция образцов и моделей приемлемого поведения от
взрослых к детям, их социальное «наследование». При этом наличие
статистически значимой связи между телесными наказаниями и детской
агрессивностью (в том числе моббингом, буллингом и др.) зафиксировано
в США, Канаде, Индии, Италии, Иордании, Филиппинах, Кении, Ямайке,
Сингапуре и Таиланде (E.T. Gershoff, A. Grogan-Kaylor, J.E. Lansford,
L. Chang et al., 2010 и др.). К тому же в ряде исследований установлено,