125
структора, и объектом этого творчества было общество без кавычек. При помощи одного законода-
тельства его невозможно было создать. Можно издать закон, запрещающий безработицу, но только
невиданный размах гения может создать в стране такие условия, при которых десятки миллионов
трудящихся обязательно получат работу, а безработица будет навеки уничтожена. Право на отдых не
может быть создано законом, если «конструктивно» не созданы сотни и тысячи здравниц.
Сталинская Конституция – единственный в мировой истории документ, имеющий характер исто-
рического паспорта величайшего создания – нового человеческого общества.
И только с появлением этого общества стало возможно говорить о решении проблемы «общество
и личность». Эта проблема решена не в горячей проповеди, не в призывах, не в порядке постановки
принципов, а исключительно в процессе грандиозной революционной творческой работы, создавшей
конструкцию, продуманную до мелочей и сделанную с точностью до мельчайших величин.
И это общество – настолько новое, настолько принципиально новое явление, что совершенно не-
возможно никакое сравнение его с буржуазным миром. Детали этого явления недоступны и непонят-
ны для западных мудрецов, ибо этих деталей никогда не было в их жалком опыте.
К примеру, возьмем вопрос о единой и единственной у нас Коммунистической партии. Для нас
это так убедительно и просто: только единая партия большевиков, передовой отряд рабочего класса и
всех трудящихся, способна к наиболее яркому, эффективному и экономному социалистическому
творчеству. Она гениально задумана, гениально организована, счастливо соответствует всей структу-
ре общества.
Западным мудрецам трудно понять такие вещи. Человек, ездивший в своей жизни только на возу,
с таким же трудом поймет, как это автомобиль обходится без квача и мазницы. Та сложная смесь
лжи, интриги и взаимного поедания, которой смазываются колеса буржуазной демократической теле-
ги, чтобы не слышно было раздирающего скрипа, и которая иронически называется свободой, – в
нашем обществе не нужна и не может иметь места.
Наше воодушевленное доверие к партии, наш экономический строй создают невиданную еще
свободу личности, но это не та свобода, о которой болтают на Западе. Есть «свобода» и свобода. Есть
свобода кочевника в степи, свобода умирающего в пустыне, свобода пьяного хулигана в заброшен-
ной деревне и есть свобода гражданина совершенного общества, точно знающего свои пути и пути
встречные
4
.
Мы, естественно, предпочитаем последний тип свободы. Ибо коллизия «личность и общество» у
нас разрешается не только в свободе, но и в дисциплине.
Как раз дисциплина отличает общество от анархии, как раз дисциплина определяет свободу.
«Кто не работает, тот не ест». Эта простая и короткая строчка отражает строгую и крепкую систему
социалистической общественной дисциплины, без которой не может быть общества и не может быть
свободы личности.
Проблему «общество и личность» буржуазные идеологи связывают с амплитудой колебания лич-
ного поступка. Старые законы этого колебания были уже потому порочны, что они были нереальны.
Величина колебания в буржуазных конституциях устанавливается для личности, мыслимой идеально,
вырванной из общества, абстрагированной. Для такой личности ничто не мешало установить очень ши-
рокую амплитуду колебания в области поступка: свобода «употреблять и злоупотреблять», свобода
трудиться или лежать на боку, свобода пировать или умереть с голоду, свобода жить в лачуге или во
дворце. Ничего не жалко, все можно разрешить личности – действительно широчайшие «просторы».
Но все это для абстрактной личности. Настоящая, живая, реальная личность, живущая под ярмом
буржуазного «общества» в подавляющем большин-