49 / 354
47
занятие».
В таких невинных словах начинается новая игра в «круг вольных людей». Автор делает
вид, что это игра опасная, с политическим привкусом. Но игра нигде не описывается: автору
некогда. Следует новый авторский каприз: вся группа ребят увлекается драмкружком, все
оказываются талантливыми актерами, и Советская власть отдает в их распоряжение городской
театр. Быстро, дешево, увлекательно! Кто там еще играет в театре, автору неинтересно, да и
читатель уже приучен к тому, что судьба играет человеком.
Но вот выдвигаются новые силы, во всю разворачиваются «подвиги» главного героя
романа – Льва Кагардэ. Эта фигура – соединение всех пороков: мститель, развратник, бандит и
вор. Как сформировался этот гнусный человек – в романе не показано, хотя Н. Вирта описывает
множество эпизодов детства и юности Льва. А когда Лев начинает свою контрреволюционную
работу, совсем уже законспирирован внутренний мир его. За Кагардэ стоит кто–то таинственный,
не разберешь – кто. Лев пропадает несколько лет за границей, не раз6ерешь – где. К нему
приезжает роковой «одноглазый». Замогильными голосами они разговаривают. А разговор такой:
« – Вы сообщили, будто бы есть какие –то шансы в деревне?
– Так точно! Мне кажется, в партии начинается борьба вокруг деревенских дел. Вероятно,
будет принята очень суровая линия: кулаки мешают Советам. Советы стараются убрать кулаков.
– Не перестреляют же они их?
– У них новый термин – коллективизация».
Не правда ли, любопытные враги, которые, из–за границы прут через весь Союз, чтобы в
Верхнереченске прослушать элементарную беседу о том, что Советы стараются убрать кулаков и
что есть такой термин «коллективизация»…
Показываются, в романе и троцкисты. Их представляет главным образом начальник
угрозыска Богданов. И Богданов и остальные троцкисты в романе очень глупы, комичны и
болтливы. Богданов настолько глуп и нерасторопен, что, будучи начальником угрозыска, не может
найти даже помещения для подпольного собрания троцкистов и доверчиво принимает совет Льва
собраться в театре. Аргументы Льва, правда, очень убедительны: от трех до шести в театре никого
не бывает. И «доверчивые», «наивные» – по представлению автора – троцкисты устраивают
подпольное собрание в театре, на виду у актеров, и всего города. Эти доверчиво – глупенькие
троцкисты показаны, впрочем, и с другой стороны – как бандиты, но сделано это весьма наивно.
Мы прекрасно знаем, до каких бандитских и шпионских преступлений докатились
троцкисты. Но ведь роман описывает событие 1927–1928 гг. Писатель должен показать здесь
закономерность эволюции троцкизма, проследить те черты, которые уже тогда предопределяли
эту эволюцию.
По Вирта выходит, что между троцкистами 1927–1928 гг. и современным троцкизмом нет
никакой разницы. Облик современных троцкистов он механически переносит в обстановку 1927 –
1928 гг. Вирта не показывает превращения антиленинского политического течения в
беспринципную и безыдейную банду разбойников с большой дороги, наемников германской и
японской фашистских разведок. Таким образом, читатель не получает представление о
троцкистской контрреволюции.
Неправильность показа сказывается и в деталях. Художественное произведение не имеет
права оперировать заезженными средними понятиями, это право принадлежит только лубку. А
вот, например, детали того же подпольного собрания троцкистов.
« –Не велено пускать, – сказал один из патрульных, здоровенный детина, похожий на
грузчика».
«Около телефона сидел тип, столь же подозрительный, как и охранявший вход в театр.
Щека этого человека была подвязана грязной белой тряпкой.