190
20.
Крейцер
Сентябрь начался блестяще. В юношеский день — первое сентября — Ваня первый
раз стал в строй колонистов. В парадных костюмах, сверкая вензелями, белыми воротниками
и тюбетейками, выстроились колонисты в одну линию, а справа поместился оркестр. Ваня
знал, что по строю он считается в шестом взводе
16
, в котором были все малыши. Взводный
командир шестого взвода, белокурый, тоненький Семен Касаткин, которого Ваня иногда
видел на поверке в повязке ДЧСК
17
и привык считать обыкновенным колонистом, оказался
вдруг совсем необыкновенным.
Когда проиграли сигнал, называвшийся «по взводам», и когда все сбежались к
широкой площадке против цветника, у этого Семена Касаткина откуда-то взялись и строгий
взгляд, и громкий голос, и боевая осанка. Он стал лицом к своему взводу и сказал с
уверенной силой:
- Довольно языками работать! Гайдовский!
И стало тихо, и все смотрели на командира внимательными глазами, смотрел и
Гайдовский.
- Равняйтесь!
Ваня уже знал, что после сигнала «по взводам» только власть дежурного бригадира
остается в силе, все остальное исчезает, нет ни бригадиров, ни совета бригадиров, а есть
строй, т. е. шесть взводов и седьмой музвзвод, а во главе их командиры, которых никто не
выбирает, а назначает Захаров. И с этими командирами разговоры коротки — нужно слушать
команду, и все.
Ваня стоял третьим с правого фланга, таким он пришелся по своему росту в шестом
взводе. Равняясь и посматривая на строгого командира, Ваня видел, как вышел Захаров в
такой же колонистской форме, с вензелем, только не в тюбетейке, а в фуражке. Он стал,
прямой и строгий, перед фронтом, медленно провел глазами от оркестра до последнего
пацана на левом фланге шестого взвода, и фронт замер в ожидании. Голосом непривычно
резким, повелительным Захаров подал команду:
- Отряд!.. Под знамя... Смирно!
Он обернулся спиной к фронту, замер впереди него с поднятой рукой. И все
колонисты вдруг выпрямились и взбросили вверх руки. В оркестре взорвалось что-то новое,
торжественное и очень знакомое. Ваня не успел сообразить, что это такое играют. Он тоже
держал руку у лба и смотрел туда, куда смотрели все. Из главных дверей, маршируя в такт
музыке, вышла группа. Впереди с поднятой в салюте рукой дежурный бригадир Лида
Таликова, за нею в ряд трое: Владимир Колос, первый колонист, несет знамя, а по сторонам
два колониста с винтовками на ремнях. Знамя колонии им. Первого мая Ваня видел первый
раз, но кое-что о нем знал.
Знаменщик Колос и его два ассистента не входили ни в одну из бригад колонии, а
составляли особую «знаменную бригаду»
18
, которая жила в отдельной комнате. Это была
единственная комната в колонии, которая всегда запиралась на ключ, если из нее все
уходили. В этой комнате знамя стояло на маленьком помосте у затянутой бархатом стены, а
над ним был сделан такой же бархатный балдахин.
Колос нес знамя с изумительной легкостью, как будто оно ничего не весило. Золотая
верхушка знамени почти не вздрагивала над головой знаменщика, тяжелая, нарядная,
украшенная золотом волна алого бархата падала прямо на плечо Колоса.
Знаменная бригада прошла по всему торжественному, застывшему в салюте фронту и
замерла на правом фланге. В наступившей тишине Захаров сказал:
- Колонисты Шарий, Кравчук, Новак, — пять шагов вперед!
Вот когда наступил момент возмездия за сверхурочную работу на шишках!
Серьезный Виктор Торский вышел вперед с листом бумаги и прочитал, что такому и такому
за нарушение дисциплины колонии объявляется выговор. Филька стоял как раз впереди
Вани, и Ваня видел, как пламенели его уши. Церемония кончилась, Захаров приказал
провинившимся идти на места, Филька стал в строй и устремил