Table of Contents Table of Contents
Previous Page  347 / 370 Next Page
Information
Show Menu
Previous Page 347 / 370 Next Page
Page Background

345

- Оставайся у нас в колонии. Сделаешься настоящим трудящимся… образование

получишь.

- Слышал, — перебил меня Васька. В его речи было не столько голоса, сколько

блатного профессионального ларингита. — Слышал. Все уговаривают: трудися, трудися. А

почему буржуев никто не уговаривает?

Он отворачивался, надувался, вообще «обмануть» его было трудно. Я тоже «надулся»:

- Тоже — философ! Посидишь в допре несколько раз, опомнишься. Никто тебе не

позволит по магазинам...

Он неожиданно размяк, грустно задумался.

- Это, конечно, в допре не мед, и на воле не мед, а только зло берет, товарищ

заведующий: не успел, понимаешь, родиться, на тебе - несчастная судьба!

Васька жалостливо морщил лицо и колотил грязным кулаком по груди, прикрытой

полуистлевшей, некогда розовой тканью. Я смотрел на него без особенного восхищения:

привык уже к таким романтическим декламациям. Все-таки я повторил приглашение:

- Оставайся в колонии, Корнеев.

- Оставайся! А чего я здесь буду оставаться? До чего вы меня доведете, товарищ

заведующий? Вы меня доведете: буду я сапожником. Или, к примеру, кузнецом... Это тоже

не мед, товарищ заведующий!

Собственно говоря, этот Корнеев попадал не в бровь, а прямо в глаз. В колонии

действительно не было никакого меда, это обстоятельство меня самого давно удручало.

И, кроме того, совершенно верно: я мог предложить только сапожную мастерскую и

кузницу. Но неприлично было уступить первому философу с улицы:

- Советская власть буржуям ходу не даст. А до чего я тебя доведу? Образование

получишь.

- И что с того, товарищ заведующий? Что с того образования? Бумажки

переписывать?

Я ответил несмело, отражая в словах мою легкомысленную педагогическую мечту:

- Доктором будешь!

Васька доверчиво захохотал, размахивая руками, вообще веселился.

- Доктором! Эх, и сказанули, товарищ заведующие! Вы еще скажете: ученым будешь!

Думаете: он дурак, поверит, красть перестанет.

Он ушел от меня с веселым, оживленным лицом, высокомерно посмеиваясь над моей

простодушной наивностью.

* * *

Прожил в колонии недолго, всего около двух месяцев. Работал плохо, лениво. Лопата

или топор в его руках казались сиротливыми, оскорбленными вещами, и с началом рабочего

усилия всегда рождалось в его лице скучное отвращение. К воспитателям он относился с

холодным презрением, а ко мне — с презрением веселым:

- Здравствуйте, товарищ заведующий. Вот смотрите: на доктора выхожу! А, чтоб вас...

А потом наступило утро, когда он исчез, и вместе с ним исчезло почти все

инструментальное оборудование кузницы: молотки, гладилки, метчики, клуппы. Так обидно

нам было за нашу и без того бедную кузницу, что не оставалось у нас свободной души

пожалеть о пропавшем человеке Ваське Корнееве. Старший инструктор пришел ко мне

серый и похудевший, дергал закопченный ус:

- Увольнения прошу. Если бы он знал, подлец, как эти метчики добываются...