7_Makarenko

347

И, за исключением только одного случая, он никогда «не пищал», не просил

снисхождения, не склонялся на чей-нибудь жилет. Но очень вероятно, что он ненавидел меня

втихомолку, ненавидел за тяжесть собственного обязательства, выданного на мое имя. И,

может быть, поэтому он никогда не приближался ко мне душевно, никогда дружески не

захотел раскрыться, да и к товарищам относился с хмурой сдержанностью, точно обозначая

межу между дисциплиной и дружбой. И только один раз он откровенно упал духом, когда

уже был на первом курсе медицинского института. Он пришел ко мне подавленный и

смущенный и сказал, не глядя в глаза:

- Не могу. Не хватает силы. Все равно не выдержу. Придется бросить.

Я молча смотрел на него. Он слабо улыбнулся и произнес со стесненным юмором:

- Это... учеба эта... не мед— кожа болит, так тяжело. Это совсем не мед.

Я долго молчал, раздумывая. А потом ответил ему коротко:

- Нет. Институт ты закончишь.

Он ушел от меня грустный и подавленный, и я не был уверен в том, что не совершил

преступления.

А закончив институт, он исчез. Профессора института отзывались о нем горячо: очень

талантливый врач, будет хорошим хирургом, человек мыслящий, совсем не ремесленник. И я

успокоился. А что забыл меня и товарищей — тоже бывает, у всякого своя ухватка.

Да я и сам начал о нем забывать, и вдруг после многолетнего отчуждения я получил

от него письмо:

«Я не писал Вам никогда, не знаю почему, а сейчас душа просит. Это потому, что я —

победитель. Вот когда и мне довелось одержать настоящую победу. Ничего, что я врач,

трудно у нас разграничить, кто сделал больше, кто меньше. Я участвовал в защите Хасана

как хирург, но все равно — я участвовал в этой великолепной организации, и я сейчас

торжествую - я победитель. Когда они полезли на нас, япошки, я, понимаете, как-то так

оглянулся и увидел, что это они лезут на весь наш двадцатилетний путь, на мой тяжелый

путь освобождения. Признаюсь Вам, одному Вам: мне показалось, если они нас побьют, они

отнимут у меня мое человеческое достоинство. Они лезли на нас пьяные, и у них неплохая

артиллерия.

Но что мы с ними сделали! С каким прахом мы их смешали! И так это прекрасно: у

нас был не только энтузиазм, у нас был хороший расчет. В общем, это далеко не мед —

встретиться с нашей Красной Армией на боевом поле!

Я торжествую, дорогой, и я должен Вам об этом написать. И конечно, я так

благодарен Вам за то, что Вы дали первый толчок. А теперь я победитель, и мне очень

весело, хочется много жить, хорошо жить. И говорят, знаете что? Говорят, что я хороший

хирург. Крепко жму Вашу руку и поздравляю с победой.

Ваш Василий

А.С. Макаренко. Пед. соч. в 8 т., т. 6, с. 340 – 344. Впервые опубликовано:

Медицинский работник, 29 ноября 1938 г. Этот и другие рассказы А.С. Макаренко

московского периода показывают, что он в них придерживается педагогической

тематики, остается педагогом-писателем.

В этом персонаже отразились некоторые черты воспитанника макаренковской

колонии и коммуны

Н.Ф. Шершнева.

Добровольность, свобода воли, самостоятельный нравственный выбор -

принципиальная установка в макаренковском формировании духовно-нравственной

основы личности, человека нового типа. Здесь она выступает в форме «взрыва» и в

сочетании с реальной жизненной перспективой.

Данный текст – художественное воспроизведение письма одного из

воспитанников А.С. Макаренко, участника боев с японскими захватчиками на

Дальнем Востоке, у озера Хасан.