8_Makarenko

Очерет имел родных в Саратове, Антон же Прасов – бывший беспризорник, у того никаких пенатов

не было.

Сейчас Вася Костецкий один расхаживает по комнате. У него все закончено, подписано, сло-

жено. Другой на его месте давно ушел бы домой, а если бы не ушел, так мешал бы всем. А Вася и не

ушел, и никому не мешал, даже приятно было, что он мотается перед глазами. Не мешал он и Алек-

сею.

У Алексея Очерета прямые широкие плечи и коренастая фигура на нескладных ногах. Голова

большая квадратного рисунка, сильные с буграми надбровные дуги, а нижняя челюсть основательная,

на хорошо ощутимых шарнирах. И, несмотря на это, Алесей Очерет – поэтическая натура, полная нег

и лирических странностей.

Авиаконструкторская специальность, испещренная цифрами, как ворота в Багдаде, кажется

иногда Алексею странным капризом жизни. Алексей Очерет пишет стихи, влюблен стыдливо и не-

смело, ему всегда хочется рисовать. Когда в течениях дипломных таблиц наступает как будто штиль,

и цифра за цифрой почти механически набегает на лист (чуть-чуть волнуясь в микросхеме счетной

линейки), Алексей Очерет внутренне затихает над этими привычными течениями и мечтает. Товари-

щи умеют узнавать эти моменты в жизни Алексея. Они с осторожной насмешкой поглядывают из

него и улыбаются…

Слава о герметической кабине

распространилась довольно далеко, даже Тане Костецкая, то

самое существо, в которое был влюблен Алексей, спрашивала:

- Алешка, какая там у вас герметическая кабина?

Такому человеку, как Таня Костецкая, главным признаком которого, по словам брата, была

полная неспособность отличить лонжерон от элерона, Алексей Очерег мог бы представить гермети-

ческую кабину в самом привлекательном виде, но Алексей был влюблен, и его привлекли другие те-

мы, менее технические. Поэтому он отделался формальным ответом:

- Там…это, понимаете, секретные расчеты.

Таня оставалась довольна ответом, и Алексей стал даже больше весить в ее неопытных глазах,

но это прибавление в весе тоже досталось недаром: с тех пор в конструкторской герметическую ка-

бину стали называть «засекреченной герметической кабиной».

Впрочем, сегодня работалось более спокойно. Вася Костецкий расхаживал по комнате, по-

сматривал в окно, потом притих за своим столом. Сережа Соколов, взлохмаченный и давно обалдев-

ший от расчетов, один только раз воскликнул с горечью:

- Я не понимаю: кому это в голову пришло назначить срок 1 января? Все равно – первого ян-

варя – праздник.

Сережке никто не ответил, но у каждого в голове потянулась одна и та же цепочка: первое ян-

варя – праздник, но все равно, если праздник, так и работать, все равно закончить нужно сегодня, не-

чего удивляться. И все равно праздник, и с какой стати назначили такой праздничный срок.

И еще один раз Антон Прасов посмотрел на часы и ахнул:

- Вы подумайте: половина восьмого!

И ему никто не ответил, и даже на часы никто не посмотрел. Сегодняшний день неправильно

определился еще утром. Тогда всем казалось, что остались пустяки: проверить, поправить, сделать

две кривых, переделать одну таблицу. А вот заканчивается день, и перед глазами стоят целые толпы

чисел…

В уставших, чуть онемевших пальцах, неслышно двигалась счетная линейка,

карандаш терпеливо переносил цифру за цифрой, а воображение работало дальше.

То и дело возникала в нем белокурая головка Тани Костецкой и слова, сказанные

Таней не так давно, взволновавшие Алексея на всю жизнь: «Приходите скорее». То вдруг залезал в

душу

Антон

Прасов.

Другие

товарищи

не

заметили

перемены

Антоне