226 / 404
224
- Это вы, Дмитрий Иванович? - пропищал в темноте сладковатый фальцет, принадлежа-
щий единственному человеку в мире, - инженеру Ходикову.
- Чего вы тут торчите, - уже вполне храбрым голосом спросил Бакурин.
- А я вас ожидаю, ангел мой, только я думал, вы на машине?
- Меня ожидаете? - удивился Бакурин. - Если я вам срочно нужен, вы могли подождать
меня на заводе.
- На заводе, дорогой мой, вы сейчас мне нужны. Вы нужны именно здесь. Я имею один
маленький недостаток, маленький такой. Другие считают, что это большой, а я думаю, что ма-
ленький. Понимаете, с детства, отличаюсь трусостью. Боюсь и все... Ну, давайте шагать. А вы
что, без калош? Ну как же это можно! А почему пешком?.. Ну, скажите... Конечно спят, такие,
сякие, обязательно спят.
А я у тещи был. Сел на трамвай, приехал. В городе думал: что такое, лес? Пустяковое де-
ло. Какой дурак в такую погоду пойдет грабить? И простудиться можно и неприятно ведь. Бан-
диты, они тоже о здоровье беспокоятся, миленькие. А встал с трамвая, как глянул, мамочки мои!
Ходиков маленького роста, и у него такие полные и блестящие губы, что Бакурин и в тем-
ноте различал их движение. Идя рядом, Ходиков бестолково перебирал ногами, то работал ими
мелко и спешил, то раскорячивался во всю длину Бакуринского шага, часто цеплялся одной но-
гой за другую, спотыкался, разбрызгивая грязь и болтал неутомимо:
- А в нашем лесу пошаливают. Вчера, говорят, влюбленные одни пострадали, бедненькие.
Они искали уединения и пострадали: остались голенькими, просто в одной коже. Собственно го-
воря, для любви обстоятельство самое благоприятное, а вот, говорят, любовь у них сразу прошла,
как руной сняло: плачут и все. Нет, я теперь через лес, дудки! И вам не советую.
Из лесу вместе с привычным шелестом дождя доходили какие-то странные звуки, что-то
потрескивало, что-то шуршало по мертвым листьям, чудились несомненные шаги, редкие, осто-
рожные, разбойничьи. Ходиков говорил слишком громко, этот человек не видел опасности.
- Вы так кричите, что привлекаете бандитов, - сказал Бакурин. – Тише! Вы слышите? Ша-
ги! Вот! Вы послушайте…шаги ведь, да?
- Это? Нет... – запищал спокойно и по-прежнему громко Ходиков.
- Это не шаги, это, дорогой мой, желуди падают... Вот упал... Вот упал... А это совсем
близко тоже желудь. А это веточка треснула. Она старенькая, надо же ей отломиться когда-
нибудь. А сегодня дождик. Одна лишняя капелька ударила по веточке - и готово. Смерть! Хотя,
конечно, не смерть. Она уже давно умерла, родная. Это похороны, хорошие похороны, милые:
дождик, лес, кругом свои.
- Как это свои? - с удивлением спросил Бакурин.
- Да свои: деревья, веточки, листья, своя компания. Люди так не умеют умирать, они из
смерти сделали черт знает что, какое-то пугало: кричат, разрывают одежды, вообще скандалят.
Люди слишком боятся смерти, слишком, нет чувства меры...
- Да ведь и вы боялись... один через лес... Кстати, почему вы сейчас не боитесь? Ведь нас
только двое?
Ходиков подпрыгнул, догоняя Бакурина.
- Голубчик мой, так это так и полагается бояться. У меня ведь это не такой там ужас, а та-
кой приятный страх, знаете, как у зайчика. Хороший страх, необходимый. А с вами, дорогой, я не
боясь. Это потому, что вы сильный, большевик, и у вас абраша в кармане, вы будете стрелять в
случае чего, а я ни за что не стрелял бы... Видите?
Слушая Ходикова, невольно отмечая звуки падания желудей и похоронные симфонии над
веточками, Бакурин начинал нутром ощущать какую-то особенную прелесть и достоинство тем-
ной лесной жизни и с радостью слышал, как затихают