155 / 186
153
появившейся на рубеже XVII-XVIII вв. и блистательно описанной
Р. Козеллеком, сказался не только в сфере культуры, но и в политических,
и в экономических отношениях. Сегодня модель будущего как
прогрессивной утопии никто не разделяет, но новой темпоральной
парадигмы пока нет. Именно на исходе старой парадигмы и складываются
«сумерки памяти» с характерным для memory studies «опрокидыванием
будущего в прошлое»: «Сумерки памяти – это не просто естественный
результат забвения, которому можно противодействовать, используя более
надежные формы репрезентации. <…> Сумерки памяти – это как
выветривание памяти каждого поколения под воздействием времени и
скорости модернизации, так и рефлексия относительно тускнеющего
характера воспоминаний. Сумерки – это время суток, которое
предшествует ночному забвению. Здесь время, кажется, замедляется, и
последний отблеск дня высвечивает удивительные вещи. Это
привилегированное время памяти»
473
.
Следующий уровень –
субъективных
процессов воспоминания и
забвения, конечно, неразрывно связан с общим кризисом темпоральности,
а также работой культурных медиумов, но не редуцируем к ним. Сюда
относятся личные усилия в работе с семейным прошлым или собственным
пограничным опытом. Не разделяя завышенных ожиданий относительно
возможностей индивидуальной «проработки» прошлого, свойственных, в
частности Д. ЛаКапра, А. Хюссен, безусловно, не исключает элемента
свободы и вариативности в критической работе с медиа – переосмысления
и реинтерпретации медийных конструктов, а также артефактов культуры.
«Конечный адресат памяти – конкретный свидетель, а не нация или
сообщество. Память [lived memory] всегда связана с конкретными телами,
их опытом и их болью, даже когда она связана с коллективной,
политической и поколенческой памятью»
474
. Следует, однако, признать,
что этот субъективный уровень менее всего привлекает внимание
Хюссена. Отчасти потому, что ему посвящена львиная доля литературы в
рамках memory и trauma studies, тогда как общие проблемы
темпоральности остаются за рамками этой исследовательской индустрии.
Отчасти апелляция к субъективному опыту представляется Хюссену
манипулятивной уловкой культуриндустрии, специфическим брэндом,
вроде товаров hand-made.
473
Huyssen A.
Twilight Memories. P. 3.
474
Huyssen A.
Present Past. Р. 110.