3_Makarenko

182

жить, потому что они стояли без стекол. Несколько маленьких флигелей мы отремонтирова-

ли до конца, но там поселились плотники, каменщики, печники, сторожа. Ребят переселять

смысла не было, так как без мастерских и хозяйства им делать было нечего

Колонисты бывали во второй колонии ежедневно, значительную часть работы испол-

няли они. Летом десяток ребят жили в шалашах, работая в саду. Они присылали в первую

колонию целые возы яблок и груш. Благодаря им трепкинский сад принял если не вполне

культурный, то во всяком случае приличный вид.

Жители села Гончаровки были очень расстроены появлением среди трепкинских руин

новых хозяев, да еще столь мало почтенных, оборванных и ненадежных. Наш ордер на

шестьдесят десятин неожиданно для меня оказался ордером почти дутым: вся земля Трепке,

в том числе и наш участок, была уже с семнадцатого года распахана крестьянами. В городе

на наше недоумение улыбнулись:

– Если ордер у вас, то и земля, значит, ваша: выезжайте и работайте.

Но Сергей Петрович Гречаный, председатель сельсовета, был другого мнения:

– Вы понимаете, что значит, когда трудящий крестьянин получил землю по всем пра-

вильностям закона. Так он, значит, и буде пахать. А если кто пишет ордера разные и бумаж-

ки, то безусловно он против трудящихся нож в спину. И вы лучше не лезьте с этим ордером.

Пешеходные дорожки во вторую колонию вели к реке Коломак, которую нужно было

переплывать. Мы устроили на Коломаке свой перевоз и держали всегда дежурного лодочни-

ка, колониста. С грузом же и вообще на лошадях во вторую колонию можно было проехать

только кружным путем, через гончаровский мост. В Гончаровке нас встречали достаточно

враждебно. Парубки при виде нашего небогатого выезда насмехались:

– Эй, вы, ободранцы! Вы нам вшей на мосту не трусите! Даром сюда лазите: все одно

выженем

з Трепке.

Мы осели в Гончаровке не мирными соседями, а непрошеными завоевателями. И если

бы в этой военной позиции мы не выдержали тона, показали бы себя неспособными к борь-

бе, мы обязательно потеряли бы и землю, и колонию. Крестьяне понимали, что спор будет

решен не в канцеляриях, а здесь, на полях. Они уже три года пахали трепкинскую землю, у

них уже была какая-то давность, на которую они и опирались в своих протестах. Им во что

бы то ни стало нужно было продлить эту давность, в этой политике заключалась вся их

надежда на успех.

Точно так же для нас единственным выходом было как можно скорее приступить к

фактическому хозяйству на земле.

Летом приехали землемеры намечать наши межи, но выйти в поле с инструментами

побоялись, а показали нам на карте, по каким канавам, ярам и зарослям мы должны отсчи-

тать нашу землю. С землемерским актом поехал я в Гончаровку, взяв с собой старших хлоп-

цев.

Председатель сельсовета был теперь наш старый знакомый, Лука Семенович Верхола.

Он нас встретил очень любезно и предложил садиться, но на землемерский акт даже не по-

смотрел.

– Дорогие товарищи, ничего не могу сделать. Мужички давно пашут, не могу обидеть

мужичков. Просите в другом поле.

Когда на наши поля крестьяне выехали пахать, я вывесил объявление, что за вспашку

нашей земли колония платить не будет.

Я сам не верил в значение принимаемых мер, не верил потому, что меня заморажива-

ло сознание: землю нужно отнимать у крестьян, у трудящихся крестьян, которым эта земля

нужна, как воздух.

Но в один из ближайших вечеров в спальне Задоров подвел ко мне постороннего се-

лянского юношу. Задоров был чем-то сильно возбужден.

– Вот вы послушайте его, вы только послушайте!