190 / 370
188
Наконец наступила и катастрофа. Братченко со слезами повествовал мне, что лошади
второй день без корма. Я молчал. Антон с плачем и ругательствами чистил конюшню, но
другой работы у него уже и не было. Лошади лежали на полу, и на это обстоятельство Антон
особенно напирал.
На другой день Калина Иванович возвратился из города злой и растерянный.
– Что ты будешь делать? Не дают... Что делать?
Антон стоял у дверей и молчал.
Калина Иванович развел руками и глянул на Братченко:
– Чи грабить идти, чи што? Что ты будешь делать?.. Ведь животная бессловесная.
Антон круто нажал на двери и выскочил из комнаты. Через час мне сказали, что он из
колонии ушел.
– Куда?
– А кто ж его знает!.. Никому ничего не сказал.
На другой день он явился в колонию в сопровождении селянина с возом соломы. Се-
лянин был в новом серяке и в хорошей шапке. Воз ладно постукивал хорошо пригнанными
втулками, кони лоснились. Селянин признал в Калине Ивановиче хозяина.
– Тут хлопец на дороге сказал, что продналог принимается...
– Какой хлопец?
– Да тут же був... Разом прийшов...
Антон выглядывал из конюшни и делал мне какие-то непонятные знаки.
Калина Иванович смущенно ухмыльнулся в трубку и отвел меня в сторону.
– Что ж ты будешь делать? Давай примем у него этот возик, а там видно будет.
Я уж понял, в чем дело.
– Сколько здесь?
– Да пудов двадцать будет. Я не важил
11
.
Антон появился на месте действия и возразил:
– Сам говорил дорогою – семнадцать, а теперь двадцать? Семнадцать пудов.
– Сваливайте. Зайдите в канцелярию за распиской.
В канцелярии, то есть в небольшом кабинетике, который я для себя к этому времени
выкроил среди колонистских помещений, я преступной рукой написал на нашем бланке, что
у гражданина Ваця Онуфрия принято в счет причитающегося с него продналога объемного
фуража – овсяной соломы – семнадцать пудов. Подпись. Печать.
Ваць Онуфрий низко кланялся и за что-то благодарил.
Уехал. Братченко весело действовал со всей своей компанией в конюшне и даже пел.
Калина Иванович потирал руки и виновато посмеивался:
– Вот, черт, попадет тебе за эту штуку, но что ж ты будешь делать? Не пропадать же
животному. Она же государственная, все едино...
– А чего это дядько такой веселый уехал? – спросил я у Калины Ивановича.
– Да, а как же ты думаешь? То ему в город, на гору ехать, да там еще в очереди сто-
ять, а тут он, паразит, сказал – семнадцать пудов, никто и не проверял, а может, там пятна-
дцать.
Через день к нам во двор въехал воз с сеном.
– Ось продналог. Тут Ваць у вас здавав...
– А ваша как фамилия?
Так и я ж з Вацив, тоже Ваць, Стэпан Ваць.
– Сейчас.
Пошел я искать Калину Ивановича посоветоваться. На крыльце встретил Антона.
– Вот показал дорогу с продналогом, а теперь...