139
Жизнь за ним плохо ухаживала, и потому предстал он предо мною в довольно запутан-
ном виде: брючки на Ложкине узенькие и короткие, а вытертая толстовка явно преувеличена.
В этом костюме Ложкин похож на одного морского зверя, называется он, кажется…...
Впрочем, у Ложкина есть физиономия, одна из тех физиономий, на которой что-то напи-
сано, но прочитать нельзя, как в письме, побывавшем под дождём. Очень возможно, что он
носит усы и бороду, но вполне вероятно, что он просто давно не брился. У него скуластое
лицо, но, может быть, это от плохого питания – кажется. Его возраст между 25 и 40 годами,
говорит басом, но скорее это не бас, а профессиональный ларингит. И в этот день и в после-
дующие Ложкин буквально не отставал от меня – надоел мне до изнеможения. Ходит за
мной и говорит, говорит. И говорит чаще всего тогда, когда я беседую с кем-нибудь другим,
когда я его не слушаю и отвечаю невпопад. Страшно хочется схватить его за горло, немнож-
ко придавить и посадить на какой-нибудь скамейке, чтобы он чуточку помолчал.
– Ребята здесь социально запущенные и, кроме того, деморализованы. Вы обратите на
это внимание – деморализованы. А почему? Я говорю: нужен педагогический подход. Про-
фессор Соколянский совершенно прав, когда говорит: нужно обусловленное поведение, а как
же может быть обусловленное поведение, если, извините, он крадёт, и ему никто не препят-
ствует. У меня к ним есть подход, и они всегда ко мне обращаются и уважают, но всё-таки я
был два дня у тёщи, – заболела, – так вынули стёкла и всё решительно украли, остался, как
мать родила, в одной толстовке. А почему, спрашивается? Ну, бери у того, кто к тебе плохо
относится, но зачем же ты берёшь у того, кто к тебе хорошо относится? Тоже самое – школа.
Не ходят в школу. Говорят – отправьте нас на работу. А как же ты будешь работать, если ты
читать не умеешь. Не понимают, не понимают! Где же обусловленное поведение – спраши-
вается.
– Почему же вы не завели обусловленное поведение? – спросил я у Ложкина.
– Вот, вот – обрадовался он, – не завели. А почему спрашивается? Разброд, полный раз-
брод. Вот вы звоните [в колокол], а они не идут. Не хотят. Пошлите нас на работу и всё. И
всё. На самом деле крадут, всё крадут. И здесь, и на селе. И на дорогу даже выходят. Конеч-
но, если бы педагогический подход, можно. Я соберу ребят, поговорю с ними...…
1
_________________
– Разве такой должен быть характер у большевика?
– Вот чудак, – ответил я Марку, – что ж, по-твоему, все большевики должны быть на од-
ну мерку? Они песни поют, а ты думаешь. Чем плохо?
– Так смотря о чем я думаю, вы посудите.
Марк раз пять быстро взмахнул ресницами:
– Они не боятся, а я боюсь.
– Чего?
– Вы не думайте, что я боюсь за себя. За себя я ничуть не боюсь. А я боюсь за них. У них
было хорошее счастье, а теперь им, наверное, будет плохо, и кто его знает, чем это кончит-
ся…...
– А ты знаешь, Марк, какое у них было самое главное счастье? – задал я вопрос.
– Я думаю, что знаю. У них был хороший труд и, кроме того, свободный труд.
– Это ещё мало, Марк. У них была готовность к борьбе, а теперь они идут на эту борьбу,
потому они и счастливы.
– А вы скажите, для чего им было идти на борьбу, если им было и так хорошо?
Марк вдруг улыбнулся, и я сразу понял, чего не хватало этому юноше, чтобы быть боль-
шевиком.
Но я не успел на этот раз ничего разъяснить ему, потому что над самым