184
совести говоря, не была по существу большевистской. Подходят к беспризорному с самым
нежным сердцем и даже с разнообразными чувствами, вокруг беспризорного нагородили не-
проходимые ворохи всякого идеалистического словесного хлама, вплоть до «свободного
воспитания» и «гармонической личности», рассматривали его не как гражданина и будущего
работника, а как биологическую игрушку для нашего этого самого сердца или как хороший
прибор для упражнений в разных логических трюках. Остатками старой российской интел-
лигентщины заражены многие...… Мы и легкомысленны, как интеллигенты. Мы ничего не
жалеем, отдаем на беспризорных огромные деньги, но за разными делами забываем прове-
рить, как истрачены эти деньги и что получается.
А что получается? Этому самому ребенку на линиях политической грамотности расска-
зываем об индустриализации, о Днепрострое, об автомобильных заводах. Даем ему газету, в
которой он читает о технике, о рационализации, о стройках. А работать заставляем его в са-
пожной мастерской или в столярной, при этом работать так, как работали только сапожники
в старой России, заставляем «сучить дратву» и строгать рубанком. А этот самый беспризор-
ный прекрасно знает, что на обувных и деревообделочных фабриках вовсе не так работают.
Этого не знают только его педагоги. Он стремится на завод, он хочет быть металлистом, шо-
фером, механиком, радистом, летчиком, станковым или электромонтером, а мы ему в руки
даем архаическое сапожное шило или заставляем делать вручную табуретки, которых теперь
уже никто вручную не делает.
И это в лучшем случае. А бывает гораздо хуже: мы заставляем его собирать лекарствен-
ные растения или заниматься картонажным делом, или просто ничем не заниматься. В дет-
ских домах обвиняют беспризорного в лени, обвиняют только потому, что тот не хочет су-
чить дратву. Так же ленивы были и «мальчики» у старых сапожников, но старые сапожники
могли по крайней мере заставить «мальчика», а мы и этого сделать не в состоянии. И тогда
мы начинаем кричать о проблеме дисциплины, когда на самом деле у нас такой проблемы
вовсе нет, а есть только одна проблема: здравого смысла по отношению к детям.
И поэтому стремление ребенка в детский дом оказывается стремлением неудовлетворен-
ным. Если мальчишка бежит из детского дома, то вовсе не потому, что там плохо кормят, а
потому, что такой детский дом ему просто не нужен, да вообще он и никому не нужен. Он
бежит потому, что рассчитывает хоть на что-нибудь: на удачу, на новый дом, на случай, а
здесь ему, во всяком случае, рассчитывать не на что.
С удивительной настойчивостью приняли меры, чтобы детские дома отвращали от себя.
Их организовали в случайных местах, наименее социалистического типа: в старых монасты-
рях и помещичьих гнездах, далеко от города, без водопровода, без канализации, без электри-
чества. Их сделали карликовыми, т.е. обрекли на кустарное или примитивное хозяйство, ли-
шили общества техников и инженеров и всех признаков серьезного советского хозяйства:
промфинплана, рентабельности, цельности, полезности, качества, хозрасчета. Такие детские
дома – это форменные белые вороны в Советском Союзе. Это ничем не объяснимое утвер-
ждение кустарщины, уравниловки, мелкобуржуазного ханжества. И на эти по меньшей мере
чуждые нам учреждения ежегодно тратим миллионы рублей.
3. Из таких детских домов должны бежать – это непреложный закон. Он вытекает из са-
мых общих наблюдений. А если коснуться педагогической и организационной техники бли-
же, то мы найдем очень много причин...
Возьмем наудачу одну техническую деталь. В детские дома дети идут не
по собственному выбору, а по случайным обстоятельствам. И тем не менее мы
предлагаем всем воспитанникам данного детского дома одну и ту же работу...
Наробразы только и знают, что «реорганизуют детские дома», т.е. беззастенчиво
перебрасывают из одного детского дома в другой по разным поводам и про-