172
– Эта птица не вредная. Она только кричит, а зла от нее никакого...
– Как это никакого! – воскликнул городской голова. – Смотрите, что на дорожках
делается! И на ветках! Это же какие дубы? Это потемкинские дубы!
Магденко посмотрел на дубы:
– Птица не понимает, потемкинский или какой. Она не только на историческое место, она
может и живому человеку на голову, если человек неосторожный. Ей все равно. А пищи для нее
сколько хочешь: наш город богатый!
– А если пострелять? – спросил Пряников.
– Пострелять можно, только новые прилетят, а кроме того, «Южный голос» обязательно
карикатуру нарисует.
– Пожалуй...
– А как же? Раз прогрессивная газета, она должна. Напишет: «Уничтожение пернатых» или
еще хуже: «Победа городского головы Пряникова над невинными птичками».
– Да, – сказал Пряников. – А жаль, очень жаль. Природное место... Здесь ресторан можно, а
там открытую сцену.
– Хорошо, – вздохнул Магденко.
– А ходить будут?
– Кто?
– Известно кто: жители.
– Кто будет, а кто и не будет.
– К Аристархову не ходили?
– Не ходили.
– Не будут ходить, – решительно сказал Магденко.
– Да почему?
– Если даром, так будут ходить, а если за деньги, ни за что не будут ходить.
– Вот черт, – сказал Пряников. – Какой народ дикий! Вот они и в трамвае не ездят. Кострома!
Народ в городе действительно одичал несколько за триста лет, а отчего это происходило,
никто и не знал. В других городах, говорят, и просвещением интересуются, и в театр ходят, и в
трамваях ездят, а в нашем городе только хлопочут и заботятся о пропитании. В других городах
есть и промышленность, и там научились даже произносить слово «рабочий», а в нашем городе
все норовили по–старому выговаривать: «мастеровой». Почтенные люди в городе даже гордились:
наш город патриархальный, нравственность у нас не то, что в Питере. Несмотря на постоянную
суету, больших дел в нашем городе не делали, а со стороны многие и удивлялись: чем живут
горожане? Горожане и на этот вопрос отвечали с достоинством: мы –де искони торговлей
славимся, у нас река, у нас сплавы лесные – святое дело. А на самом деле, бедно жили в нашем
городе, с лесных пристаней ни богатства, ни просвещения не получалось... А беднее всего жили на
Костроме.
Кострома расположилась по другую сторону потемкинского парка – на песчаных дешевых
просторах. Почему это место называлось Костромой, никто не знал. От настоящей Костромы наш
город был расположен очень далеко. Кроме того, в этом слове «Кострома» было что–то ругатель-
ное и обидное, значит, название было дано не по волжской старине, а по какому–то другому
поводу.
Культурные граждане относились к Костроме с недоверием, даже полицейская собака в
случае чего направлялась прямо на Кострому, не обнюхивая следов. На Костроме не было ни
мостовых, ни тротуаров, ни кирпичных домов, воду Кострома добывала из колодцев, освещалась
керосином, а водку пила и закусывала больше на открытом воздухе. С другой стороны, и жители
Костромы не любили города. Правда, на Костроме были свой базарик и кое–какие лавчонки. Даже
река проходила к Костроме особым коленом, чтобы не смешивали ее с городом. Она не
расстилалась здесь широкой гладью, а почти к самым берегам подбросила несколько зеленых и
тенистых островов. Удовольствия на этих островах были бесплатные.
В центре Костромы стояло несколько заводиков. Был здесь и шпало-