8_Makarenko

306

доклад, потому что мой опыт, а я основываюсь только на [моем] опыте, круто отличается от вашего.

Я не ученый, у меня нет ни одной строчки научной работы

, и я несправедливо прославлен.

Я могу говорить только как практический работник, как ваш скромный коллега, могу расска-

зать о тех мыслях и чувствах, которые возникли у меня после моего опыта.

Если считать, что я рассказываю то, что я делал, то, о чем я думал, к чему пришел, – то это

мой опыт, но вовсе не обязательный для школы и для учителей.

Я сам учитель (железнодорожный учитель) и сын железнодорожника, так что в этом смысле я

должен педагогически мыслить также, как вы, но мне, может быть, повезло больше, чем вам.

В 1920 году советская власть дала мне колонию правонарушителей. Я пошел туда вовсе не

потому, что считал себя сильным воспитателем, и не потому, что у меня были такие-то убеждения в

этом отношении, - ничего этого не было. Я пошел с отчаяния в эту колонию

Мне в Полтаве предложили заниматься в здании Губсовнархоза

. Приходя туда, я всегда

находил там грязные канцелярские столы, окурки на полу и, как правило, воздух, состоящий главным

образом из никотина и дыма. Обстановка была ужасная. Заниматься в таких условиях было очень

трудно, и, разумеется, я готов был удрать куда угодно, даже к правонарушителям.

Так начался мой «правонарушительский» опыт. И он продолжался 16 лет. И тут мне повезло в

нашем Советском Союзе. Мало людей, которым посчастливилось руководить так долго одним и тем

же «правонарушительским» коллективом

В 1935 году этот мой опыт закончился более или менее насильственно, не по моему желанию,

не по моей вине

16 лет я работал с одним коллективом, в котором, правда, менялись люди, но менялись посте-

пенно, сохраняя традиции, преемственность между поколениями.

Работа в этом коллективе привела меня к некоторым убеждениям, которые я имею склонность

распространять и на обычную школу, а вы, конечно, можете их не иметь.

Почему я так подошел к общешкольному вопросу? Потому, что в последние 8 лет коммуна

им. Дзержинского НКВД Украины мало отличалась по характеру детского общества от обычной

школы.

У меня была полная средняя школа

, и дети очень быстро, приблизительно через 3-4 месяца,

становились нормальными детьми или даже сверх нормальными, если нормальными считать средне-

го московского школьника. Так что я не имею основания полагать, что у меня был особенно трудный

состав. Состав у меня был даже более легкий, чем в московских школах. Я настолько мог позволить

себе свободу действий, что, например, в коммуне с третьего года я уничтожил должность воспитате-

лей. Уже в быту мои воспитанники не нуждались в каких-либо воспитателях. В быту мне не нужна

была специальная надзирательская помощь.

Школа у меня была труднее, чем у вас, потому что я получал детей, более или менее отстав-

ших: в 13-16 лет подросток кое-как читает, кое-как пишет, а иногда совсем не пишет. Так что закон-

чить курс десятилетки к 17 годам им было труднее.

Наши интеллигенты представляют, что беспризорный всегда способный, гений, а на самом

деле он менее способный, чем нормальный человек. Это затрудняло прохождение ими курса средней

школы, но у них было нечто, что позволяло мне и им преодолевать большие трудности. Они не могли

рассчитывать ни на помощь родителей, ни на протекцию, а должны были рассчитывать только на се-

бя. И это они понимали. Они стали понимать, что школа дает им дорогу в вуз. Особенно они стали

понимать это, когда появились первые студенты-коммунары, когда студенты стали приезжать в ком-

муну.