8_Makarenko

держите их в цехах минут на сорок, потом объясню». И все показал, кроме секретных цехов

, и во-

обще был осторожен. Через сорок минут вывел их на улицу к машине, при мне подходит коммунар и

говорит немцам: «Возьмите вашу «Лейку»

, спасибо». Оказывается, они приехали что-нибудь у нас

узнать, но когда они вышли из машины, коммунары увидели «Лейку» последнего выпуска с какими-

то приспособлениями, какие у нас не делали. За 40 минут они разобрали «Лейку», сняли с нее черте-

жи, зафотографировали и собрали ее – это способность ориентировки.

Ведь это было очень трудно сделать. Надо было увидеть «Лейку» [и] не только ее взять, надо

было собрать специалистов сборщиков и ничего не испортить – это нужно было [сделать] так, чтобы

ничего не было заметно, потому что это дипломатическое дело. И это была не боязнь, а представле-

ние о чести своего коллектива.

Вот так же они принимали Эррио

. Они были недовольны разучить «Марсельезу» - ведь это

же буржуазный гимн – и вышел маленький скандал. Эррио зашел в зал, оркестр заиграл «Марселье-

зу». Пацаны мои молчат – чувствую, что они делают это нарочно. Как только заиграли «Интернацио-

нал»

, они сразу запели. Эррио был страшно обижен, насилу мы его уговорили, что ребята не знали,

что это играли, и потом, когда Эррио им понравился (он плакал, когда они играли Бетховена), они его

пожалели и сказали, что подарят ему сверлилку. Я говорю: «Зачем ему сверлилка?» – «Нет, мы ему

подарим». Подарили ему, положили в машину, а с другой стороны в это время вытащили ее обратно.

Они сумели коробку с украинской рубашкой, которую мы не делали, поднести Эррио и сказать, что

это их собственная работа, тут же у меня на глазах - ведь это открытое очковтирательство.

В этом выражается ориентировка - принять постороннего человека. Это важно воспитать в

наших юношах. Эта ориентировка может быть воспитана только тогда, когда человек знает, что он

член коллектива, что каждое движение в коллективе для него дорого, дороже своего личного интере-

са. Вот это я называю настоящим большевистским воспитанием характера.

Чрезвычайно важный вопрос – это уметь приказать товарищу и уметь товарищу подчиниться.

Это та трудность, которую меньше всего умеют воспитывать и никогда нельзя было бы воспитать,

если бы не создали коммунистического коллектива, а в коммунистической этике на этом все постро-

ено.

У нас полное равенство, и поэтому у нас начальство – товарищ и подчиненный – товарищ.

Воспитать умение приказать и подчиниться товарищу – большое достижение в области политическо-

го воспитания.

Я для этого дела не жалел никаких трудов и опытов, и помогали мне в этом комсомольцы и

старшие коммунары. Мы иногда выбирали командиром двенадцатилетнего мальчишку. Мы понима-

ли, что он командир слабый, но он из всех сил старался быть командиром хорошим. Дежурный по

коммуне имел большую власть. Утром он обходил все спальни, и когда подавалась команда отряду

«Смирно!» – он говорил: «Здравствуйте, товарищи!» Он являлся начальником на сегодняшний день.

Представьте себе, что этот пацан имел право встретить члена бюро комсомольской ячейки и сказать:

«Видишь, тряпка лежит, надо ее убрать», и ему отвечали: «Есть, товарищ командир!» И если ему не

отвечали как следует, он писал рапорт. Конечно, этот командир принимал все это всерьез.

И в дальнейшем мы этому придавали огромное значение – уметь подчиниться товарищу не

потому, что он сильнее физически, не потому, что он умнее, а потому, что его уполномочил коллек-

тив, и потому, что он за коллектив отвечает. Это явление марксистско–ленинского порядка.

Точно так же очень многое можно воспитать в характере по отношению к труду. У очень

многих среди молодежи есть такое представление: это труд плохой, это чистый труд, это грязный

труд.

Последние годы в коммуне было правило (уборщиц там не было): убирали

коммуну авральной работой. Кто натирал паркет, кто мыл стекла, кто мыл пол, уби-