8_Makarenko

Новые годы

Большую жизнь прожил Илья Павлович – пятьдесят пять лет. Правда, и дальше жить охота, и

сил еще много, а все-таки длинная жизнь осталась позади. Было когда-то и детство, мальчишки, дев-

чонки – все это вспоминалось в тонком дрожащем тумане: было или не было – далеко- далеко что-то

неясное мерещится. После революции двадцать один год, а ведь еще и до революции была какая-то

жизнь. Странно было теперь вспоминать эту жизнь до революции, иногда она сама бередила память,

но ничего приятного не нагадывала, да и тяжелое забывалось, а вспоминались почему-то извозчики.

Никак нельзя объяснить, почему они приходили на ум: Илья Павлович никогда на извозчиках

не ездил, а, тем не менее, как вспомнится старая Россия, так обязательно извозчики на первом плане.

У одних колеса черные, у других красные. Они то стоят целыми вереницами в переулках, то грохочут

по улицам. Шуму от них много, а темпы слабые: все кажется, будто он на одном месте едет.

В жизни Ильи Павловича много было и перемен, и событий, и радости, и горя, как будто все

видел и все испытал, а все-таки сейчас Илья Павлович внутренне смущался и посмеивался: такого,

как сегодня, кажется, еще никогда не было. С одной стороны, как будто это и шутка, а с другой сто-

роны, на душе непривычно хорошо. Илья Павлович тайком поглядывал на старуху Марину Семенов-

ну. Да какая же она старуха! Она вовсе не смущается, хлопочет, перебегает из комнаты в комнату,

каждый раз спотыкается на коврике, положенном на пороге, и каждый раз улыбается виновато: это

она случайно зацепилась, а вообще она может прыгать из комнаты в комнату сколько угодно.

Собственно говоря, ей и бегать нечего. Все сделано, все приготовлено, а если что и осталось

сделать, так это такая легкая, завершительная работа, что даже приятно ее отложить. Например, нуж-

но открыть бутылку кагора и бутылку портвейна. Илья Павлович давно разыскал пробочник – заме-

чательный пробочник, никелированный, павловской работы, сделанный очень хитро: он потихоньку

вытаскивает пробку из горлышка, можно остановить ее в любом положении, а когда нужно – в самый

хороший момент – просто рукой бери и открывай.

За накрытым столом сидит и все приглаживает лысину дядя Нечипор. Дядя Нечипор никогда

не работал на заводе, а все больше по разным делам: и бухгалтером был, и корректором, и статьи пи-

сал о куроводстве, вообще был человеком деловым и боевым и все-таки всегда назывался дядей

Нечипором, потому что он и действительно есть дядя Марины Семеновны. Когда-то он жил на Укра-

ине, с тех пор так уж и называли его по-украински – Нечипор. Сейчас дядя Нечипор на пенсии, но

бодрости у него еще много, язык, как и раньше, острый, а если выпить и закусить, всегда на первой

линии огня.

Сейчас дядя Нечипор сидит за столом, но на пузатый графинчик даже и не смотрит, а смотрит

на елку, и хотя все понимает старый, а все-таки спрашивает:

- Какими же причинами следует объяснить такое противоестественное зрелище: люди мы

подтоптанные, порох из нас сыплется, можно сказать, целыми килограммами, а тут тебе говорят:

скидай, детка, пиджак и танцуй кругом елки.

Илья Павлович запустил пальцы в грудной карман праздничного пиджака, а Марина Семе-

новна, маленькая, шустрая, веселая, вдруг прекращает свое буйное движение из комнаты в комнату и

замирает, подняв глаза к стеклянной верхушке елки. Илья Павлович с молчаливой иронической тор-

жественностью протягивает дяде Нечипору телеграмму:

- А-а! – говорит дядя Нечипор, проводит пальцем по усам и берет телеграмму другой рукой. –

Документ на этот случай имеется?

Он далеко отводит руку с телеграммой и читает громко: