94
Если пронзен острожальной стрелой
Долю свою и в недоле открой,
Срезан камыш? – ты в тростинку запой. <…>
Ранен я острозубой стрелой,
Молния в часе, затянутой мглой,
Любящим, нам вся земля аналой. <…>
Час поджидая, в котором заря,
Будем как свечи, спокойно горя,
Место твое – пред лицом алтаря [1, c.82].
В этом стихотворении образ русского художника, поэта: Бальмонт,
восхищаясь Шмелевым, ощущает свое кровное духовное родство с ним, –
выглядит
неотъемлемой частью Руси православной
. Звучит мотив
поддержки, наставления другу: «
Русь, как молитву, тверди наизусть
»;
вера в то, они еще будут
призваны
своей родиной. Выражено
представление о высоком назначении русского художника в изгнании – его
Предстояние (то, о чем напишет в своих статьях И. Ильин) перед
Господом: «
Место твое – пред лицом алтаря».
Трудно переоценить такую
духовную высоту, на которой воспринималось Бальмонтом искусство
русского художника в изгнании.
Связь жизни и творчества (своего и шмелевского) с молитвой
и церковными песнопениями стала для Бальмонта органичной.
Лейтмотивно в его письмах и стихах мы встречаем удивительно
проникновенные строки. Так, в письме, написанном в капбретонском лесу
в полночь 14 янв. 1927 г., где Бальмонт сообщает Шмелеву
о восторженных откликах на творчество писателя со стороны многих его
корреспондентов, в том числе хорватского поэта Божо Ловрича, встречаем
такое суждение: «Вот эти голоса из дали, доходящие ласково вовремя …
не суть ли отзвуки песнопений “Слава в вышних Богу?”
И мы Вас любим. А Ваша греза “Наше Рождество” умилительно
прекрасна» [1, c.98].
Как известно, эти строки из «Великого славословия»: «Слава в
вышних Богу», – продолжаются такими словами: «…и на земли мир, в
человецех благоволение…» По сути, Бальмонт создавал вокруг себя
атмосферу евангельского благоволения людей друг к другу, в нем жило