45
«вещей» не было бы никакого времени»
1
. Дело в том, что
«информационная парадигма и сетевое общество порождают
систематическую пертурбацию в порядке следования явлений»,
результатом этих периодических нарушений «нормальной» (константной)
темпоральности становится появление времени, парадоксальным образом
сочетающего характеристики «вечности» и «эфемерности». С одной
стороны, «чувство мгновенности», поразительная синхрония того, что
М. Кастельс в главе 6 своей книги называет «пространством потоков»,
побеждает временнЫе барьеры и позволяет создать временной коллаж, в
котором не только смешиваются жанры, но и их временная развертка
превращается в плоский горизонт без начала, без конца и без какой-либо
последовательности: все это делает современную культуру культурой
вечного. С другой стороны, упорядочение, организация и освоение этого
вечностного
коллажа
представляется
Кастельсу
произвольной,
поставленной в зависимость от контекста и цели, ради достижения которой
данный культурный контекст требуется: это приводит к его эфемерности,
текучести. Подобная двойственность обусловлена логикой «конца
истории» (конца времени): с одной стороны, финал истории заключается в
логике гибкого капитализма, представляющего собой модель
общественного развития, претендующую на глобальное распространение.
С другой стороны, эта логика не повсеместна, она неизменно
наталкивается в своем глобальном осуществлении на «места,
ограниченные временем». Достигнутая, казалось бы, вечность никак не
может приобрести характер замкнутости и тотальности, будучи
расщепленным разнообразием темпоральности «многочисленных мест».
Как утверждает О. Тимофеева, известный интерпретатор и популяризатор
учения Гегеля Александр Кожев (Кожевников), предупреждал вполне в
гегелевском ключе, что история заканчивается с установлением тотального
гомогенного государства, где абсолютная власть совпадает с абсолютным
знанием, «которое никто уже не сумеет оспорить или опровергнуть,
потому что, вобрав в себя всю бесконечность ошибок, оно пришло к
абсолютной истине»
2
. Кожев колебался лишь между несколькими
версиями локализации начала этого конца, своеобразной точки
безвремения, которая в дальнейшем лишь будет расширяться в
1
Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура. М.: ГУ ВШЭ,
2000. Параграф 7.10.
2
Тимофеева О. Введение в эротическую философию Жоржа Батая. М.: Новое
литературное обозрение, 2009. C. 15.