260
В свинарню допускался редкий колонист. Многие новички бывали в свинарне только в
порядке специальной образовательной экскурсии; вообще для входа в свинарню требовался
пропуск, подписанный мною или Шере. Поэтому в глазах колонистов и селян работа десято-
го отряда была окружена многими тайнами, проникнуть в которые считалось особой честью.
Сравнительно легкий доступ – с разрешения командира десятого отряда Ступицына –
был в так называемую приемную. В этом помещении жили поросята, назначенные к прода-
же, и производилась случка селянских маток.
В приемной клиенты платили деньги, по три рубля за прием; помощник Ступицына и
казначей Овчаренко выдавал квитанции. В приемной же продавались поросята по твердой
цене за килограмм, хотя селяне и доказывали, что смешно продавать поросят на вес, что та-
кое нигде не видано.
Большой наплыв гостей в приемной был во время опороса. Шере оставлял от каждого
опороса только семь поросят, самых крупных – первенцев, всех остальных отдавал охотни-
кам даром. Тут же Ступицын инструктировал покупателей, как нужно ухаживать за поросен-
ком, отнимаемым от матки, как нужно кормить его при помощи соски, как составлять моло-
ко, как купать, когда переходить на другой корм. Молочные поросята раздавались только по
удостоверениям комнезама
5
, а так как у Шере заранее были известны все дни опороса, то у
дверей свинарни всегда висел график, в котором было написано, когда приходить за порося-
тами тому или другому гражданину. Эта раздача поросят славила нас по всей округе, и у нас
развелось много друзей среди селянства. По всем окрестным селам заходили хорошие ан-
глийские свиньи, которые, может быть, и не годились на племя, но откармливались – лучше
не надо.
Следующим отделением свинарни был поросятник. Это настоящая лаборатория, в ко-
торой производились пристальные наблюдения за каждым индивидуумом, раньше чем опре-
делялся его жизненный путь. Поросят у Шере собиралось несколько сот, в особенности вес-
ной. Многих талантливых «пацанов» колонисты знали в лицо и внимательно, с большой рев-
ностью следили за их развитием. Самые выдающиеся личности известны были и мне, и Ка-
лине Ивановичу, и совету командиров, и многим колонистам. Например, со дня рождения
пользовался нашим общим вниманием сын Василия Ивановича и Матильды. Он родился бо-
гатырем, с самого начала показал все потребные качества и назначался в наследники своему
отцу. Он не обманул наших ожиданий и скоро был помещен в особняке рядом с папашей под
именем Петра Васильевича, названный так в честь молодого Трепке.
Еще дальше помещалась откормочная. Здесь царили рецепты, данные взвешивания,
доведенные до совершенства мещанское счастье и тишина. Если в начале откорма некоторые
индивиды еще проявляли признаки философии и даже довольно громко излагали кое-как
формулы мировоззрения и мироощущения, то через месяц они молча лежали на подстилке и
покорно переваривали свои рационы. Биографии их заканчивались принудительным кормле-
нием, и наступал, наконец, момент, когда индивид передавался в ведомство Калины Ивано-
вича и Силантий на песчаном холме у старого парка без единой философской судороги пре-
вращал индивидуальности в продукт, а у дверей кладовой Алешка Волков приготовлял боч-
ки для сала.
Последнее отделение – маточная, но сюда могли входить только первосвященники, и
я всех тайн этого святилища не знаю.
Свинарня приносила нам большой доход; мы никогда даже не рассчитывали, что так
быстро придем к рентабельному хозяйству. Упорядоченное до конца полевое хозяйство Ше-
ре приносило нам огромные запасы кормов: бурака, тыквы, кукурузы, картофеля. Осенью мы
насилу-насилу все это могли спрятать.
Получение мельницы открывало широкие дороги впереди. Мельница давала нам не
только плату за помол – четыре фунта с пуда зерна, но давала и отруби – самый драгоценный
корм для наших животных.
Мельница имела значение и в другом разрезе: она ставила нас в новые от-