264
говоря, не обязаны участвовать в работе четвертого сводного, кроме двух, назначенных в по-
рядке рабочего дежурства, но давно уже считается хорошим тоном в колонии поработать в
четвертом сводном, и поэтому ни один уважающий себя человек не прозевает приказа об ор-
ганизации четвертого сводного. На правом фланге поместились и Шере, и Калина Иванович,
и Силантий Отченаш, и Оксана, и Рахиль, и две прачки, и Спиридон секретарь, и находя-
щийся в отпуску старший вальцовщик с мельницы, и колесный инструктор Козырь, и рыжий
и угрюмый наш садовник Мизяк, и его жена, красавица Наденька, и жена Журбина, и еще
какие-то люди – я даже всех и не знаю.
И в шеренге колонистов много добровольцев: свободные члены десятого и девятого
отрядов, второго отряда конюхов, третьего отряда коровников – все здесь.
Только Мария Кондратьевна Бокова, хоть и потрудилась встать рано и пришла к нам
в стареньком ситцевом сарафане, не становится в строй, а сидит на крылечке и беседует с
Буруном. Мария Кондратьевна с некоторых пор не приглашает меня ни на чай, ни на моро-
женое, но относится ко мне не менее ласково, чем к другим, и я на нее ни за что не в обиде.
Мне она нравится даже больше прежнего: серьезнее и строже стали у нее глаза и душевнее
шутка. За это время познакомилась Мария Кондратьевна со многими пацанами и девчатами,
подружилась с Силантием, попробовала на вес и некоторые наши тяжелые характеры. Ми-
лый и прекрасный человек Мария Кондратьевна, и все же я ей говорю потихоньку:
– Мария Кондратьевна, станьте в строй. Все будут вам рады в рабочих рядах.
Мария Кондратьевна улыбается на утреннюю зарю, поправляет розовыми пальчиками
капризный и тоже розовый локон и немножко хрипло, из самой глубины груди отвечает:
– Спасибо. А что я буду сегодня... молоть, да?
– Не молоть, а молотить, – говорит Бурун. – Вы будете записывать выход зерна.
– А я это смогу хорошо делать?
– Я вам покажу, как.
– А может быть, вы для меня слишком легкую работу дали?
Бурун улыбается:
– У нас вся работа одинаковая. Вот вечером, когда будет ужин четвертому сводному,
вы расскажете.
– Господи, как хорошо: вечером ужин, после работы...
Я вижу, как волнуется Мария Кондратьевна, и, улыбаясь, отворачиваюсь. Мария
Кондратьевна уже на правом фланге звонко смеется чему-то, а Калина Иванович галантерей-
но пожимает ей руку и тоже смеется, как квалифицированный фавн.
Выбежали и застрекотали восемь барабанщиков, пристраиваясь справа. Играя маль-
чишескими пружинными талиями, вышли и приготовились четыре трубача
6
. Подтянулись,
посуровели колонисты.
– Под знамя – смирно!
Подбросили в шеренге легкие голые руки – салют. Дежурная по колонии Настя Ночев-
ная, в лучшем своем платье, с красной повязкой на руке, под барабанный грохот и серебряный
привет трубачей провела на правый фланг шелковое горьковское знамя, охраняемое двумя
настороженно холодными штыками.
– Справа по четыре, шагом марш!
Что-то запуталось в рядах взрослых, вдруг пискнула и пугливо оглянулась на меня
Мария Кондратьевна, но марш барабанщиков всех приводит к порядку. Четвертый сводный
вышел на работу.
Бурун бегом нагоняет отряд, подскакивает, выравнивая ногу, и ведет отряд туда,
где давно красуется высокий стройный стог пшеницы, сложенный Силантием, и
несколько стогов поменьше и не таких стройных – ржи, овса, ячменя и еще той
замечательной
ржи,
которую
даже
грачи
не
могли
узнать
и