261
ношения ко всему окрестному селянству, и эти отношения давали нам возможность вести
ответственную большую политику. Мельница – это колонийский наркоминдел. Здесь шагу
нельзя было ступить, чтобы не очутиться в сложнейших переплетах тогдашних селянских
конъюнктур. В каждом селе были комнезамы, большею частью активные и дисциплиниро-
ванные, были середняки, кругленькие и твердые, как горох, и, как горох, рассыпанные в от-
дельные, отталкивающиеся друг от друга силы, были и «хозяева» – кулаки, охмуревшие в
своих хуторских редутах и одичавшие от законсервированной злобы и неприятных воспоми-
наний.
Получивши мельницу в свое распоряжение, мы сразу объявили, что желаем иметь де-
ло с целыми коллективами и коллективам будем предоставлять первую очередь. Просили
производить запись коллективов заранее. Незаможники легко сбивались в такие коллективы,
приезжали своевременно, строго подчинялись своим уполномоченным, очень просто и быст-
ро производили расчет, и работа на мельнице катилась, как по рельсам. «Хозяева» составили
коллективы небольшие, но крепко сбитые взаимными симпатиями и родственными связями.
Они орудовали как-то солидно-молчаливо, и часто даже трудно было разобрать, кто у них
старший.
Зато, когда приезжала на мельницу компания середняков, работа колонистов обраща-
лась в каторгу. Они никогда не приезжали вместе, а растягивались на целый день. Бывал у
них и уполномоченный, но он сдавал свое зерно, конечно, первым и немедленно уезжал до-
мой, оставляя взволнованную разными подозрениями и несправедливостями толпу. Позав-
тракав – по случаю путешествия – с самогоном, наши клиенты приобретали большую
наклонность к немедленному решению многих домашних конфликтов и после словесных
прений и хватаний друг друга «за грудки» из клиентов обращались к обеду в пациентов пе-
ревязочного пункта Екатерины Григорьевны, в бешенство приводя колонистов. Командир
девятого отряда, работавшего на мельнице, Осадчий нарочно приходил в больничку ссорить-
ся с Екатериной Григорьевной:
– На что вы его перевязываете? Разве их можно лечить? Это ж граки, вы их не знаете.
Начнете лечить, так они все перережутся. Отдайте их нам, мы сразу вылечим. Лучше по-
смотрели бы, что на мельнице делается!
И девятый отряд и заведующий мельницей Денис Кудлатый, правду нужно сказать,
умели лечить буянов и приводить их к порядку, с течением времени заслужив в этой области
большую славу и добившись непогрешимого авторитета.
До обеда хлопцы еще спокойно стоят у станков посреди бушующего моря матерных
эпиграмм, эманаций самогона, размахивающих рук, вырываемых друг у друга мешков и бес-
конечных расчетов на очередь, перепутанных с какими-то другими расчетами и воспомина-
ниями. Наконец, хлопцы не выдерживают. Осадчий запирает мельницу и приступает к ре-
прессиям. Тройку-четверку самых пьяных и матерящихся члены девятого отряда, подержав
секунду в объятиях, берут под руки и выводят на берег Коломака. С самым деловым видом,
мило разговаривая и уговаривая, их усаживают на берегу и с примерной добросовестностью
обливают десятком ведер воды. Подвергаемый экзекуции сначала не может войти в суть
происходящих событий и упорно возвращается к темам, затронутым на мельнице. Осадчий,
расставив черные от загара ноги и заложив руки в карманы трусиков, внимательно прислу-
шивается к бормотанию пациента и холодными серыми глазами следит за каждым его дви-
жением.
– Этот еще три раза «мать» сказал. Дай ему еще три ведра.
Озабоченный Лапоть снизу, с берега, с размаху подает указанное количество и после
этого деланно-серьезно, как доктор, рассматривает физиономию пациента.
Пациент, наконец, начинает что-то соображать, протирает глаза, трясет головой, даже
протестует:
– Есть такие права? Ах вы, мать вашу...