104
Ребята приняли деда, а Семен выскочил в другое окно и запрыгал по зеленому мокрому
двору, спасаясь от ожогов. Один из чернокожих понесся в колонию за линейкой.
Туча уже унеслась на восток, растянув по небу черный широкий хвост. Из колонии при-
летел на Молодце Антон Братченко:
– Линейка сейчас будет... А граки ж где? Чего тут одни хлопцы?
Мы уложили деда на линейку и потянулись за ним, в колонию. Из-за ворот и плетней на
нас смотрели неподвижные лица и одними взглядами предавали нас анафеме.
Село отнеслось к нам холодно, хотя и доходили до нас слухи, что народившаяся в коло-
нии дисциплина жителями одобряется.
По
субботам и воскресеньям наш двор наполнялся верующими. В церковь обычно захо-
дили только старики, молодежь предпочитала прогуливаться вокруг храма. Наши стороже-
вые сводные и этим формам общения – с нами или с богами? – положили конец. На время
богослужения выделялся патруль, надевал голубые повязки и предлагал верующим такую
альтернативу:
– Здесь вам не бульвар. Или проходите в церковь, или вычищайтесь со двора. Нечего
здесь носиться с вашими предрассудками.
Большинство верующих предпочитало вычищаться. До поры до времени мы не начинали
наступления против религии. Напротив, намечался даже некоторый контакт между идеалисти-
ческим и материалистическим мировоззрением. Церковный совет иногда заходил ко мне для
разрешения мелких погранвопросов. И однажды я не удержался и выразил некоторые свои
чувства церковному совету:
– Знаете что, деды! Может быть, вы выберетесь в ту церковь, что над этим самым... чудо-
творным источником, а? Там теперь все очищено, вам хорошо будет...
– Гражданин начальник, – сказал староста, – как же мы можем выбраться, если то не
церковь, а часовня вовсе? Там и престола нет... А разве мы вам мешаем?
– Мне двор нужен. У нас повернуться негде. И обратите внимание; у нас все покрашено,
побелено, в порядке, а ваш этот собор стоит ободранный, грязный... Вы выбирайтесь, а я со-
бор этот в два счета раскидаю, через две недели цветник на том месте будет.
Бородатые улыбаются, мой план им по душе, что ли...
– Раскидать не штука, – говорит староста. – А построить как? Хе-хе! Триста лет тому
строили, трудовую копейку на это дело не одну положили, а вы теперь говорите: раскидаю.
Это вы так считаете, значит: вера как будто умирает. А вот увидите, не умирает вера... народ
знает...
Староста основательно уселся в апостольское кресло, и даже голос у него зазвенел, как в
первые века христианства, но другой дед остановил старосту:
– Ну, зачем вы такое говорите, Иван Акимович? Гражданин заведующий свое дело
наблюдает, он, как советская власть, выходит, ему храм, можно так сказать, что и без надоб-
ности. А только внизу, как вы сказали, так то часовня. Часовня, да. И к довершению, место
оскверненное, прямо будем говорить...
– А вы святой водой побрызгайте, – советует Лапоть.
Старик смутился, почесал в бороде:
– Святая вода, сынок, не на каждом месте пользует.
– Ну... как же не на каждом!..
– Не на каждом, сынок. Вот, если, скажем, тебя покропить, не поможет ведь, правда?
– Не поможет, пожалуй, – сомневается Лапоть.
– Ну, вот видишь, не поможет. Тут с разбором нужно.
– Попы с разбором делают?
– Священники наши? Они понимают, конечно. Понимают, сынок.
– Они-то понимают, что им нужно, – сказал Лапоть, – а вы не понимаете. Пожар вчера
был... Если бы не хлопцы, сгорел бы дед. Как тепленький, сгорел бы.