106
– А ты и в алтаре был?
– Я так зашел, а водолаз как раз задрал руки и лопочет что-то. А я стою и не мешаю ему
вовсе, а он говорит: иди, иди, мальчик, не мешай. Ну, я и ушел, что мне...
Ребята были очень заинтересованы, как Густоиван
61
относится к церкви, и он, действи-
тельно, один раз отправился в церковь, но возвратился оттуда очень разочарованный. Лапоть
спрашивает его:
– Скоро будешь дьяконом?
– Не-е... – говорит, улыбаясь, Густоиван.
– Почему?
– Та... это, хлопцы говорят, контра... и в церкви там ничего нет…... одни картины...
В середине июня колония была приведена в полный порядок. Десятого июня электро-
станция дала первый ток, керосиновые лампочки отправили в кладовку. Водопровод зарабо-
тал несколько позже
62
.
В середине же июня колонисты перебрались в спальни. Кровати были сделаны почти
наново в нашей кузнице, положили новые тюфяки и подушки, но на одеяла у нас не хватило,
а покрыть постели разным старьем не хотелось. На одеяла нужно было истратить до десяти
тысяч рублей. Совет командиров несколько раз возвращался к этому вопросу, но решение
всегда получалось одинаковое, которое Лапоть формулировал так:
– Одеяла купить – свинарни не кончим. Ну их к свиньям, одеяла!
В летнее время одеяла были нужны только для парада, очень хотелось всем, до зарезу
хотелось на праздник Первого снопа приготовить нарядные спальни. А теперь спальни стоя-
ли белым пятном на нашем радужном бытии. Но нам везло.
Халабуда часто приезжал в колонию, ходил по спальням, ремонтам, постройкам, гуторил
с хлопцами, был очень польщен, что его жито собирались снимать с торжеством. Колонисты
полюбились Халабуде, он говорил:
– Там наши бабы болтают языками: то, понимаете, не так, то неправильно, я никак не
разберу, хоть бы мне кто-нибудь объяснил, какого им хрена нужно? Работают ребята, стара-
ются, ребята хорошие, комсомольцы. Ты их там дразнишь, что ли?
Но, отзываясь горячо на все злобы дня, Халабуда холодел, как только разговор заходил
об одеялах. Лапоть с разных сторон подъезжал к Сидору Карповичу.
– Да, – вздыхает Лапоть, – у всех людей есть одеяла, а у нас нет. Хорошо, что Сидор
Карпович с нами. Вот увидите, он нам подарит...
Халабуда отворачивается и недовольно рокочет:
– Тоже хитрые, подлецы... «Сидор Карпович подарит...»
На другой день Лапоть прибавляет в ключе один бемоль:
– Выходит так, что и Сидор Карпович не поможет. Бедные горьковцы!
Но и бемоль не помогает, хотя мы и видим, что на душе у Сидора Карповича становится
«моторошно», как говорят украинцы.
Однажды под вечер Халабуда приехал в хорошем настроении, хвалил поля, горизонты,
свинарню, свиней. Порадовался в спальне отшнурованным постелям, прозрачности вымытых
оконных стекол, свежести полов и пухлому уюту взбитых подушек. Постели, правда, резали
глаза ослепительной наготой простынь, но я уже не хотел надоедать старику одеялами. Ха-
лабуда по собственному почину загрустил, выходя из спален, и сказал:
– Да, черт его дери... Одеяло нужно... тот, как его... достать.
Когда мы с Халабудой вышли во двор, все четыреста колонистов стояли в строю: был час
гимнастики. Петр Иванович Горович
63
в полном соответствии со строевыми правилами ко-
лонии подал команду:
– Товарищи колонисты, смирно! Салют!
Четыреста рук вспыхнули движением и замерли над рядами повернувшихся
к нам серьезных лиц. Взвод барабанщиков закатил далеко к горизонтам че-